На руках её тьма, но сердце предано морю

«Золотое сердце»

«Смерть пришла за мной, когда мне было чуть больше двадцати четырех. Так я думала, во всяком случае.

Мы приходим в этот мир в одиночестве, напуганные и ошеломленные, мы ждем первого прикосновения любящей матери, чтобы понять, что мы не одни. Умирать мы тоже вынуждены в одиночестве. Самый страшный миг перед встречей с неизведанным, последний взгляд на мир, последний вдох.

Но порой у судьбы на нас совсем другие планы. То, что кажется концом, на самом деле является лишь отправной точкой в начале пути».

Апрель выдался жарким, и на море стояла благодатная погода. Торговый бриг «Горизонт» направлялся в порт Калимдор.

Будучи философом, капитан часто любил размышлять на борту своего судна, смотря на море, тянущееся по всему горизонту. Он говорил, что в самый неподходящий момент на горизонте может появиться корабль, принадлежащий Бог знает какому государству. Будет он дружественен или враждебен, для капитана было неизвестно. И это обстоятельство не зависело ни от кого, кроме одного Бога. За эту таинственность и непредсказуемость, которую сочетал в себе горизонт, было решено именовать этот бриг «Горизонт».

Трюм корабля был забит под завязку бочками с ароматными маслами, которые привозились из далеких краев для торговли. Это был дорогой и ценный груз. Корабль шел медленно, а осадка судна была критически допустимой, судя по тому, как бледно была видна в толще воды грузовая ватерлиния.

Звонкий задорный смех раздавался по всей палубе. Причиной тому была маленькая девочка — дочь торговой семьи Эдельштейн. Её отец — урожденный немец, был вынужден покинуть свою страну, находящуюся на пороге войны, и переехать с молодой женой в теплые воды Карибских морей.

Галатея Эдельштейн была мудрой и отважной женщиной, всегда сопровождала своего мужа в путешествиях, даже будучи в положении. Так несколько лет назад прямо во время плавания она родила дочь Мери. Члены экипажа с тревогой ожидали рождения ребенка, а после окрестили малышку «Владычицей морей». После этого закатили бурное празднование в честь крошки Мери.

С тех пор девочка отправлялась в ежегодное плавание на торговых судах вместе с родителями. Она была любознательным и непоседливым ребенком, донимала матросов расспросами о фауне и устройстве корабля.

До порта оставалось меньше полудня пути, когда судно на полном ходу внезапно заскрежетало. Из-за глубокой осадки дно корабля стесало о риф. Новый член экипажа — лоцман Фицджеральд, не учел при построении маршрута слишком глубокую осадку судна, что стало роковой ошибкой.

Началась паника, по приказу капитана все покинули трюм и поднялись на палубу, чтобы спустить на воду шлюпки и эвакуироваться. Спасать корабль было практически безумной затеей.

Дно было слишком сильно повреждено, вода заполняла трюмы, заставляя «Горизонт» медленно уходить под воду.

Мистер Эдельштейн до последнего не хотел расставаться с грузом и состоянием. Испуганная Галатея прижимала к себе плачущую малышку, уговаривая мужа спуститься с ней в шлюпку. Но тот лишь носился по кораблю в поиске виноватых.

Хвостовая часть судна, пострадавшая меньше всего при столкновении, испытывала ужасающие перегрузки из-за того, что нос медленно уходил на дно, в любую минуту корабль мог треснуть пополам. Первой не выдержала грот-мачта, располагавшаяся по центру. Медленно накренившись, она треснула и теперь стремилась рухнуть, удерживаемая лишь тросами, превращая корабль в обломки.

Галатея была в ужасе. Молодой матрос звал её на шлюпку, но всё, что она могла — прижимать к себе перепуганное дитя и шептать ей успокаивающие слова, пока сама находилась на грани истерики. Главным долгом её, как матери, было защищать своё дитя, но также она была женой, и из-за своей преданности она не могла позволить себе бросить возлюбленного.

Она понимала, что супруг сейчас буквально обезумел от происходящего и не прислушивался ни к командам капитана, ни к голосу здравого разума.

Почти вся команда уже спустилась на шлюпках и покинула место разрушения, на утопающем «Горизонте» осталась лишь чета Эдельштейнов и капитан, который по долгу чести обязан был сначала спасти экипаж и только потом сам покинуть судно, либо же уйти с ним ко дну.

Масляные лампы попадали со своих креплений, разбиваясь о мокрые доски. Одна из ламп попала прямо в открытый трюм, заполненный дрейфующими в воде бочками, некоторые из них треснули от ударов, и ароматные масла расплескались по поверхности хаотичными каплями желтого и зеленого цветов.

В момент вспыхнуло пламя, отрезав нос корабля от хвоста, отрезав для Галатеи и дочери путь к спасению.

— Мне страшно, мамочка, — всхлипывала Мери, цепляясь за кружева на платье Галатеи.

— Я знаю, милая. Всё будет хорошо, я обещаю тебе.

Как больно матери осознавать, что ты ничего не можешь сделать перед лицом судьбы. Что, возможно, ты в последний раз видишь свое дитя, на милом личике которого застыла маска ужаса и смерти. Галатея Эдельштейн была мудрой женщиной, но она была лишь женщиной. С трудом она оттолкнула дочь, когда услышала треск тросов над головой. В следующий момент грот-мачта обрушилась вниз, погребая женщину под обломками.

«Горизонт» разломился, и нос корабля стремительно скрылся в толще воды, оставляя практически невредимой заднюю часть судна с единственным выжившим членом экипажа, судьба которого отныне зависела лишь от милости Богов.

Была ли то слепая удача или божье провидение, но неподалеку от места кораблекрушения проходило судно с известным в тех краях черным флагом с изображением «Веселого Роджера», что само собой означало принадлежность судна пиратам.

«Фортуна» — так именовался этот корабль, плыла медленно, ведомая легким морским бризом, играющем в полуопущенных парусах, когда заметила черный густой дым, что омрачал закатное зарево.

Это было дурным предзнаменованием в море. И означать могло только одно: кто-то попал в беду. Возможно, эти бедолаги могли стать легкой наживой для изголодавшихся корсаров, если, конечно, ещё осталось, чем поживиться.