На высоте шестого этажа

Часть I. Глава пятая

      Настроиться на рабочий лад все так же не получалось. Егор решил хотя бы ответить Сазоновой по поводу ее романа, но даже с этим дело не складывалось. Он раз десять писал ей письмо (каждый раз в новой вариации) и столько же удалял все и начинал заново. Выходил какой-то бред: то слишком сухо, то наоборот — эмоционально, то его бросало в многословные рассуждения, навеянные и прочтенным, и разговорами с Верой, то получалось накидать лишь пару скупых фраз, и этого почему-то казалось недостаточно. В итоге он лишь разозлился сам на себя и закурил, чтобы успокоиться. Надо написать еще один раз — в последний — отправить, чтобы там ни получилось. Точка.
      «Я прочитал ваш роман, — начал Егор, тщательно подбирая слова. — И не жалею о потраченном времени. Вероятно, я упустил много интересных историй за те годы, что не сотрудничал с вами».
      Он перечитал письмо еще раз. Этот вариант нравился ему не больше других, но, если не остановиться, переделки можно продолжать до бесконечности. Вздохнув, он нажал кнопку «отправить».
      Сигарета кончилась, а тянущее, нервозное чувство потребности в чем-то — чем-то совершенно непонятном — осталось. Егор потянулся к кастрюльке, стоявшей рядом с монитором. Пюре он убрал в холодильник, а вот котлеты оставил под рукой.
      Поверх иконки Скайпа мигало очередное оставленное без ответа сообщение и очередной пропущенный звонок от Димки. Егор поразглядывал их некоторое время. А потом решился — развернул окно программы и нажал кнопку вызова.
      После долгого дозвона (Егор уже успел решить, что никто не ответит) на экране возникла Димкина физиономия. Он улыбался своей фирменной, отточенной за годы работы в крупной зарубежной компании улыбкой. Хотя от лишней скромности Димка никогда не страдал. В школе девчонки за ним табунами бегали — еще бы! — общительный парень, спортсмен-каратист, да еще и симпатичный — брюнет с правильными чертами лица, как какой-нибудь актер с обложки журнала. К тридцати двум годам в его волосах появилась седина, которая, впрочем, его не портила, а еще он отъел себе щеки и живот — что на ресторанных харчах в своих вечных командировках, что неизменными стараниями супруги.
      — Привет, пропащий! — радостно выкрикнул Димка из монитора. — Не ожидал, что ты перезвонишь.
      Все верно. Егор редко выходил первым на связь — только если что-то было очень нужно, что-то, с чем не мог помочь Михалыч. В остальных случаях первым писал или звонил Димка, а Егор еще и частенько не отвечал — то настроения не было общаться, то пьяный был. Иногда он набирал пару строк с серьезным опозданием, но стабильно не перезванивал.
      — Надеюсь, я тебе сделал приятный сюрприз, — криво усмехнулся он. Его собственная физиономия в маленьком окошке сбоку экрана выглядела куда хуже Димкиной. Худое осунувшееся лицо, темные круги под глазами, выстриженная неровными клоками борода и взлохмаченные русые волосы почти до плеч, в которых так же проглядывала седина. Глядеть было тошно — недолго думая, он закрыл это проклятое окошко.
      — А это смотря, чем ты меня сейчас огорошишь, — уже серьезнее сказал Димка.
      — Ничем, — покачал головой Егор. — Я просто решил пообщаться. Увидел пропущенный звонок — вот и все.
      Димка недоверчиво посмотрел на него.
      — Ну, хотя бы с едой, как я вижу, у тебя нет проблем. — Он многозначительно покосился на надкушенную котлету, которую Егор держал в руке.
      — Верно.
      Ни черта это было не верно! Вот только при всех проблемах с едой питаться сейчас получалось получше, чем в их отсутствие.
      — Как с деньгами? Все в порядке? — не унимался Димка.
      Егор замялся. Скажи он правду, Димка бы мигом перевел ему на карточку денег. И вынес бы мозг за пределы черепной коробки. Зато не пришлось бы больше жить на подачках Веры…
      — Все в порядке, — подтвердил наконец Егор.
      — Точно?
      Егор кивнул, надеясь, что выглядит достаточно убедительно. Денег у Димки он не брал уже много лет кряду. Это удовольствие было из разряда тех, обходиться без которых все же приятнее.
      — Что у тебя с алкоголем? — строго спросил Димка. — Такие же запои?
      Разговор расцвечивался знакомыми гаденькими красками — теми, из-за которых Егор и старался избегать общения со своим лучшим другом.
      — Видишь, сейчас же трезвый, — сквозь зубы процедил он.
      — Вижу, — согласился Димка. — Но я не про сейчас, а про вообще.
      — А что вообще?! — взвился Егор. — Все у меня хорошо! И пусть мои запои тебя не волнуют!
      — Если бы твои запои не превращались в мои проблемы, то и не волновали бы! — В голосе Димки прорезался металл.
      Да, он был по-своему прав. Егор в свое время доигрался с выпивкой до проблем с почками. Несколько недель он мучился с острым пиелонефритом дома, и кто знает, чем бы все закончилось, если бы заскочивший в гости Димка не застал его с температурой под сорок и болями в спине, из-за которых сложно было даже двигаться, не наорал на него и не вызвал скорую. Почти месяц пришлось проваляться в больнице. Димка тогда все суетился с магарычами для врачей, дорогими лекарствами, анализами. И после еще несколько лет пытался таскать его по поликлиникам в профилактических целях. Егору это в итоге надоело до тошноты, и со скандалами он отстоял свое право не покидать пределы квартиры. Почки он старался больше не запускать и при первых тревожных сигналах пропивал курс антибиотиков. Правда, пару лет назад все же не уследил — пришлось опять лечь в больницу. Димка тогда уже так не напрягался, как в первый раз, но все же поднял какие-то связи среди врачей, а еще знатно прополоскал мозг на тему здорового образа жизни. Егор, вернувшись домой, первым делом напился в слюни — то ли назло, то ли чтобы забыть побыстрее все, что поднимало захлестывающие с головой волны стыда в душе.
      — Так не превращай их в свои проблемы! — огрызнулся он, закинув половину котлеты обратно в кастрюлю — аппетит мигом пропал. — Тебя никто не просит рвать жопу, помогая мне!
      — Не просит?! — У Димки сдали нервы, и он перешел на крик. — Да что бы с тобой сейчас было, если бы я тебе не помогал? Давно бы загнулся от голода или какой-нибудь из своих болячек!
      От упоминания болячек у Егора все внутри свилось в тугой узел. Он и наедине с собой старался о них не думать, а из чужих уст это и вовсе звучало мерзко. Мерзко быть жалкой развалюхой в том возрасте, когда твои ровесники еще полны сил и здоровья. И нет, дело было не только в алкоголе и сигаретах. После травмы позвоночника организм в принципе давал сбои чуть ли не по всем фронтам — будто чашка с глубокой трещиной, так и норовившей пустить свои отростки дальше, которая могла разбиться окончательно в любой момент.
      — Вот и дал бы мне загнуться! — в тон Димке выкрикнул Егор. — Как будто я за эту проклятую жизнь держусь! Или ты угрызений совести боишься? В духе: ой, как же так, дал умереть человеку, а мог бы спасти! Да я, может, больше всего на свете сдохнуть хочу, чтобы отмучиться уже наконец!
      — Опять ты своими лозунгами про жизнь-тлен?! — Димка устало закатил глаза. — Егор, тебе уже не пятнадцать лет, может, хватит?
      — Не пятнадцать лет? А что ж ты ко мне относишься тогда, как к ребенку? — сжав кулаки, выпалил Егор. От всего этого его уже трясло. С Димкой у них частенько случались неприятные разговоры, но до такой вот ругани доходило не всегда — в основном, за счет того, что Егор молча, стиснув зубы, сносил все выпады в свою сторону.
      — Да потому что ты ведешь себя, как ребенок! — всплеснул руками Димка. — Если тебя не контролировать, ты таких дел наворочаешь — мало не покажется!
      Егор открыл было рот, но понял, что возражать будет слишком лицемерно. Не в том случае, когда он из-за пьянок остался без денег и еды.
      В динамике раздался женский голос, и за спиной у Димки прошествовала девица, завернутая в полотенце, с мокрыми черными кудрями и аппетитными формами. Димка ответил ей что-то по-итальянски — наверное, по-итальянски, он ведь в Италии сейчас был в командировке.
      — Это кто? — спросил Егор. На сей раз строгость прорезалась уже в его голосе.
      — А-а… не важно, — коротко бросил Димка. И, выдав свою очередную фирменную улыбочку, добавил: — За четыре месяца в чужой стране с ума можно сойти без женщины. — И тут же осекся, видимо поняв, что говорить это Егору, который без женщины обходился уже десять лет, как-то нетактично.
      — Твоей Оле рожать скоро — второго ребенка от тебя, между прочим, — с укором сказал Егор. — А ты…
      Отчитать Димку, как тот только что отчитывал его самого, у него бы не получилось — запал был не тот.
      — А что я? — фыркнул Димка. — Лучше бы было, если бы я ей, беременной, от отсутствия реального траха трахал бы мозг? Она и сама сейчас не подарок — гормоны играют и все такое, да еще и скучает дома без меня, ее терпеть — тоже нервы нужны. Я о ней же забочусь и о детях, между прочим! Думаешь, лучше бы было, если бы я срывался от любого ее каприза?
      — Ну, да… Все на пользу семьи. Как я не догадался? — с издевкой произнес Егор. — Бабы ради детей мужиков побогаче ищут, а мужики изменяют им с другими бабами — ради них же самих и тоже ради детей. Прекрасно! Круговорот сволочизма в природе!
      А он еще на Веру злился из-за ее логики! Димка-то тоже хорош! Егор не ожидал такого. Впрочем, чего удивляться? Разговоры по душам у них не клеились уже много лет, и о своих любовных похождениях Димка не рассказывал. Впрочем, обо всем остальном: престижной работе, жене, ребенке — всем, что было у него, но не было у Егора — он тоже не слишком-то распространялся.
      Димка снова перекинулся парой фраз с той девицей в полотенце (хотя была ли она все еще в нем — вопрос), торопливо распрощался и прервал звонок.
      Егор еще долго сидел, глядя в одну точку на мониторе и пытаясь отделаться от чувства гадливости. Это он был какой-то неправильный или все вокруг? Почему, встречаясь со Светой со школы, он никогда даже представить не мог, что изменит ей? И почему она, недолго раздумывая, бросила его в трудную минуту? Почему Димка, всегда такой успешный, правильный — просто образец во всем — вот так запросто в командировке трахает другую бабу? И только ли в командировках такое случается?
      А Вера? Что с ней не так? Обыкновенная стерва, каких миллион, — зачем ей было заботиться об инвалиде-соседе?
      Егора в холодный пот бросило от мелькнувшего предположения. Телевизор он не смотрел очень давно. После смерти матери включал его с утра, как всегда делала она, и оставлял бубнить что-то, пока не ложился спать. Вскоре это надоело. Спустя пару лет Егор отдал телевизор Михалычу, а что тот сделал с ним — было даже не интересно. Но разнообразные криминальные истории, которые мусолили почти по всем каналам, напрочь въелись в память. Все эти аферисты, которые втираются в доверие к пенсионерам и инвалидам, а потом отбирают их сбережения и квартиры, отправляя тех в дома престарелых или интернаты или вовсе убивая — это он помнил хорошо. А что, если Вера — одна из них. Может, и не Вера вовсе, а какая-нибудь Маша Иванова, которая уже давно находится в розыске? Вдруг она уже отправила на тот свет с десяток несчастных бабулек? Так же вот котлетками прикормила, а потом укокошила!
      Егор подозрительно покосился на кастрюлю с котлетами. Бред! Ну, как бы Вера все провернула? Уговорила Егора на какую-нибудь дарственную или запудрила мозги, чтобы женить его на себе и стать законной наследницей. Он поймал себя на мысли, что последний вариант был бы не так уж плох. Только что он заявлял Димке, что хочет сдохнуть — прекрасно, хоть поживет напоследок, как человек! Егор даже попытался представить себе сцены своей будущей, хоть и короткой, семейной жизни — и не смог. Он много раз фантазировал о том, как это могло бы быть со Светой — и во время их отношений, и после. Но вот поставить на ее место Веру никак не получалось. А еще не получалось представить ее в роли хладнокровной аферистки.
      Прикрыв глаза, Егор прокрутил в памяти все моменты их общения. Все казалось таким естественным… Или слишком естественным?
      Егор глубоко вздохнул и включил логику. Постарался, по крайней мере. Будь Вера аферисткой, она бы не стала заселяться в соседнюю квартиру — к чему эти лишние расходы? И не стала бы ждать всю зиму, пока Егор вытащится на балкон, чтобы пообщаться — сама бы нашла способ с ним пересечься, в дверь бы постучала, в конце концов! И пела бы про преданность и настоящую любовь вместо того, чтобы поносить ленивых мужиков в старых тапках и ломать копья за браки по расчету.
      А может, так и должно быть — умно и сложно, чтобы подозрений уж точно не возникло?
      Пришлось закурить — так легче думалось.
      Вертя в руках пачку сигарет — Вериных, куда более приятных на вкус, чем те, к каким он привык, — Егор понял, что он идиот. Да еще и бессовестный! Все это — просто паранойя! Бред алкаша, у которого без выпивки поехала крыша. Да, он всегда не слишком-то разбирался в людях. И не слишком-то их понимал. Но сейчас он явно перегнул палку — и знал это без всяких доказательств и логических построений.
      Стало стыдно. Хорошо, что эта параноидальная идея не посетила его в какой-нибудь беседе с Верой — вот был бы номер! Уж она бы не упустила случая отбрить его как следует своим острым язычком!
      Докуривая сигарету, Егор проверил почту. Сазонова прислала ответ.
      «Когда приходит новое письмо, а адресанта знаешь, всегда можно в общих чертах предугадать содержание. Но иной раз люди преподносят сюрпризы. Прямо как вы сегодня. Никогда я представить не могла, что вы окажетесь в числе ценителей моего творчества. Начинаю даже бояться, не предвещает ли это Апокалипсис или еще какой-то катаклизм, — писала она. Ерничала — как и всегда, следуя своей мерзкой привычке. Егор с первых же фраз от души пожалел о том, что признал, как понравился ему ее роман. Впрочем, дальше Сазонова сбавляла градус сарказма: — А если серьезно, то я очень рада, что вы не плюетесь от прочтенного, как раньше, хоть это и было неожиданностью для меня. Насчет упущенных историй вам не стоит переживать: вы иллюстрировали все мои романы. В течение последних пяти лет я ничего не писала. Сейчас потихоньку возвращаюсь в обойму. Надеюсь, теперь наше сотрудничество будет для вас приятнее, чем раньше».
      «Непременно будет. Особенно, если вы перестанете над всем насмехаться и передергивать», — написал Егор в ответ. Но, поразмыслив немного, решил не нарываться. В конце концов Сазонова в действительности ведь не пыталась его обидеть. Он стер все и написал заново, сменив тон на вполне дружелюбный: «Я думал, без тренировки навыки теряются. Не ваш случай. Поздравляю. Новый роман наверняка понравится читателям».
      Егор затушил сигарету и засунул окурок в одну из пол-литровых банок, а затем отправил письмо. Пока ждал ответа, успел доесть заброшенную половину котлеты, съесть еще одну — целую — и поразмышлять о ценности еды.
      До армии он никогда о ней не задумывался. Но уже в учебке, когда от постоянных нагрузок ощущение голода не отпускало в принципе, даже во время приемов пищи, которой всегда не хватало, Егор начал понимать ценность каждого куска: и лишней ложки гречневой каши, и лишней корки серого хлеба, и даже лишнего ломтика сливочного масла, которое терпеть не мог раньше. Он радовался тому, что отказывался есть дома, и съедал все, собирая остатки с тарелки на хлебный мякиш.
      После смерти матери он не жировал, конечно, но и голодать не приходилось. Все потеряло краски и значимость — и еда в том числе. Хотя, по правде, это случилось раньше.
      Теперь же, в очередной раз откусывая от остывшей котлеты, Егор понял, что снова стал чувствовать вкус пищи и наслаждаться им. Это началось, конечно, с первой тарелки Вериного борща, но до этого момента почему-то проходило мимо сознания. И так же, как и в учебке десять лет назад, сейчас к каждому куску, к каждой ложке еды он относился с особым трепетом и благоговением.
      Он помнил слишком явственно те свои армейские ощущения вечного недоедания и боялся, что все может повториться? Или дело было в Вере, в том, как вкусно она готовила? Егор понять не мог.
      Пришло очередное письмо от Сазоновой.
      «О, насчет читателей я сильно сомневаюсь, — писала она. — Спустя столько лет меня мало кто вспомнит после трех моих слабеньких романчиков. А если и вспомнит, то не оценит. Тем, кому нравилось, как я писала раньше, не понравится, как я пишу теперь. И наоборот. Ваш пример — тому доказательство».
      Егор удивился. Сейчас Сазонова и впрямь писала иначе, но того, что она вот так запросто выскажет пренебрежение к своим старым работам, он не мог и предположить. Она же по сути признала его правоту во всех их спорах пятилетней давности!
      «Наверняка у вас появятся новые читатели», — коротко написал Егор.
      «Сомневаюсь, что их будет много», — в тон ему, лаконично, ответила Сазонова.
      Егор задумался. В чем-то она была права. Сотрудничая с издательством, он частенько наблюдал картину, когда довольно пустые в сущности книги с шаблонными персонажами и заезженными сюжетами приобретали популярность куда большую, чем самобытные истории, заставлявшие думать и переосмысливать многие вещи.
      «На что же вы в таком случае рассчитываете, публикуясь?» — поинтересовался Егор.
      Ожидая ответа, он подтянул поближе планшет и открыл редактор. Насчет иллюстраций кое-какие идеи уже имелись, но прежде, чем браться за сюжетные рисунки, Егор всегда сначала работал над портретами героев. Поймать индивидуальные черты — самое сложное дело. Рядом с ним все элементы фона, персонажи в динамике и фэнтезийные монстры казались детскими сказками. Большинство иллюстраторов в издательстве с такими вещами не заморачивалось — Егор видел это по их работам. Ему самому за особую старательность, впрочем, никто дифирамбов не пел и лишних денег не доплачивал. Но он просто не мог иначе. Создание книжных иллюстраций было одной из тех немногих вещей, которые он делал не ради заработка, а для души.
      Еще в детстве ему нравилось рисовать все фантастическое — от старинных замков и волшебных лесов до невиданных животных. Тогда, с каждой изображенной деталью, он все глубже погружался в иную реальность, окном в которую и были его художества. Какие-то вещи Егор выдумывал сам, но чаще всего рисовал по книгам. Любимые сюжеты и влекущие миры буквально оживали под его рукой, прорастали в ткани реальности с каждым новым положенным на бумагу штрихом.
      Тогда он рисовал для себя. Сейчас в общем-то тоже. Иллюстрации для издательства были некой отдушиной, порталом, ведущим прочь из четырех стен его грязной душной квартиры. Он делал все на совесть, уделяя внимание каждой мелочи, и лицам персонажей — особенно. Не потому что он так сильно любил людей — рисовать и вообще — а потому что изображенный человек, в настоящесть которого не получалось верить, портил собой все остальное, над чем Егор работал с особым усердием и что имело для него особое значение.
      «Я рассчитываю исключительно на моральное удовлетворение от точки, поставленной в конце работы, коей публикация и является, — гласило письмо Сазоновой, наконец появившееся на почте. — А на количество читателей мне плевать. Это пять лет назад я ногти грызла за популярность и положительные отзывы. А сейчас пишу потому, что не могу не писать. Иначе те истории, что крутятся в голове, мучают и изводят. А написанные — отпускают. И подстраиваться под потребности читателей я не могу и не хочу. Все пишу так, как должно быть, как требует того сама история — мне ведь потом с этим жить».
      Егор задумчиво покрутил в руках перо от планшета. А Сазонова действительно очень изменилась — и не только в своем творчестве. Хотя, что тут еще причина, что следствие?..
      Что ей ответить, он не придумал. Зато образ главной героини так и вертелся где-то на границе сознания, еще чуть-чуть — и можно ухватить. Егор лихорадочно принялся за работу.
      Сначала набросок. Обозначить пропорции. Очертить овал лица. Сделать наметки для глаз, губ и носа, чтобы потом уже детально прорисовать.
      Руки дрожали — сказывались сутки с лишним без сна. И еще больше — без выпивки. На губах и языке с болезненной явственностью проступал вкус алкоголя — даже кружилась голова.
      Егор снова закурил. Сделал овал лица более четким. Посмотрел на кастрюлю с котлетами — нет, они сейчас не помогут точно. Глубоко затянулся от сигареты, откинувшись на спинку инвалидной коляски и прикрыв глаза. Прорисовал крылья носа, все же сомневаясь насчет формы.
      Как и всегда, болели плечи. Сводило пальцы, державшие перо. Линии выходили то слишком жирными, то напротив — недостаточно четкими. А то и вовсе все шло вкривь и вкось. Глаза слезились и казались сухими до жжения.
      Зло брало от бессилия. Егор чувствовал верный образ почти каждой клеточкой тела, он был где-то рядом, почти осязаем, протяни руки — и вот он! Но руки подводили. Как и все тело.
      Как и всегда. Пора бы уже привыкнуть.
      Хотелось схватить планшет и шваркнуть им о стену со всей силы. Что останавливало — загадка. Явно не здравый смысл, которого оставалось уже слишком мало.
      В отчаянии Егор все-таки швырнул перо на стол. Оно откатилось к кастрюле с котлетами и остановилось.
      Нужно было спать. Голова была уже тяжелая, и подергивались все мышцы, какие только Егор мог почувствовать, требуя разрядки, расслабления. Даже стук сердца стал ощутим так явственно и четко, будто грудная клетка истончилась и готова была вот-вот порваться.
      С сожалением Егор нажал кнопку «сохранить» в редакторе и отправил компьютер в спящий режим. Пора было и самому отправляться туда же.