Надежда

Глава 16

«Надежда робким подснежником цвела в моем сердце.»

– Стефани Майер. Сумерки.

Я захлопнула за собой дверь и сползла по ней на пол. Бутылка в моих руках оказалась совсем пустой, и я отшвырнула её в сторону. Боль была моим смыслом, и она разрывала меня на молекулы. Смесь удовольствия, печали, удивления, непонимания и разочарования бурлила во мне, кипела и булькала, ядом разливалась по венам. Я не могла дышать. Горло жгло, языком я ощущала горечь. Я задыхалась в комнате, где мирно спали мои новые друзья. И мне было так одиноко, не смотря на всю глупость этой ситуации. Внезапно мне захотелось, чтобы меня кто–то обнял, прижал к себе и не отпускал, пока ветки самого древнего дерева не пронзят небо насквозь.

Я пошла в ванную. Умылась. Мои мысли были спутаны, как и мои волосы. Глаза сияли энергией. Внутри я горела огнём.

Я обернулась. В моей любимой ванной всё ещё дремал Рома. Меня бросило в дрожь. Миллионы осколков моего сердца угрожали рассыпаться и затеряться в моей плоти навечно. Ресницы задрожали, но я не дала себе заплакать. Я не маленькая. Я могу держать себя в руках.

Два шага. Я преодолела расстояние в два шага. И мне стало легче. Только от одного вида Ромы. Он излучал покой, и я позволила себе впитать его.

Моя рука змеёй потянулась к его плечу. Я задержала пальцы на его коже. Меня пронзили сотни иголок, нервы натянулись, словно леска на удочке. Я легонько толкнула его руку, но этого оказалось достаточно.

– Надежда? – прохрипел он.

– Можно к тебе? – панически боясь его ответа, я одёрнула руку и прикусила губу. Жажда объятий была не слабее желания пить. Я стояла, как истукан, ожидая приговора, расколотая на двое своими мыслями. Сердце грозилось разорвать меня в клочья.

– Конечно, – сказал Рома и улыбнулся, не открывая глаза.

Напряжение тяжёлым камнем пробило кафельный пол. Я широко улыбнулась и залезла к нему. Рома распахнул руки, но не распахнул глаза, и впустил меня, а я приникла к его груди, желая быть к нему как можно ближе. Водоворот чувств и эмоций вскружил мне голову, я обвила его талию руками и прижалась к нему всем телом. Рома охнул, но возражать не стал. Его рука блуждала по моей спине. Он не знал, что случилось, но чувствовал, что мне нужна его поддержка. Я лишь была рада, что мне не надо ничего ему объяснять.

Время шло, а его руки прижимали меня к себе всё крепче. Я почти перестала дышать. Я была сейчас уязвима как никогда. Наши ноги сплелись. Моё ухо ловило каждый удар его сердца. Я стала его частью. Мы срослись, как два дерева, посаженные слишком близко друг к другу. Он был нужен мне сильнее, чем воздух, вода или солнечный свет. Я угасала и расцветала в его объятиях, забыв про всё на свете. Время переливалось перламутром, поддразнивая нас, подталкивая нас друг к другу. Блаженство. Состояние между сном и реальностью. Будто течение медленно несёт меня, омывая мою спину, ноги и руки тёплыми волнами. Я ныряю и выныриваю, и смотрю в небо, дальше неба, туда, где всё начиналось, где не было боли и обид, где был только светлый разум и безграничное счастье.

Голос Ромы разбудил меня, шокировал меня, вырвал меня из забытья.

– Надежда, – я открыла глаза, сознание было окутано лёгким туманом, – Можно тебя поцеловать?

Я вскинула голову, разбросав кудряшки по воздуху. Всё моё тело напряглось и расслабилось в тоже мгновение. Поцеловать. Я хочу, чтобы меня целовали. Как Алекс. Только не Алекс. Всё так сложно. Мои мысли похожи на переплетённые ветви деревьев, а я смотрю сквозь них и вижу лишь приятное мерцание.

– Можно, – звуки вылетают из меня, словно лёгкие бабочки.

Я придвигаюсь ближе к его губам. Он притягивает меня к себе. Пол минуты мы медлим. Наши носы соприкасаются, я смотрю ему прямо в глаза. Карие. Точнее, не просто карие, а жёлто–коричневые. Как чай прорезанный миллионом солнечных лучей.

Я сама подаюсь вперёд, впиваясь в него губами. Грудь и живот стянула приятная судорога. Я горела, а он успокаивал меня, тушил мой пожар. Он был так близко, в жизни ещё никто не был со мной так близок. Я не давала ему перевести дыхание, наши языки путались, губы распухли от покусываний, и мне было так хорошо, что все проблемы и тревоги разбились в дребезги. В эти долгие минуты мой мир составляли только мы с Ромой. И я была совсем не против.

Это походило на истерику. Движения были не продуманы, спонтанны, то быстрые, то медленные, то лились как мёд, то бились током. Моя скорлупа треснула, я уверенно вошла в новый для меня мир. И он оказался прекрасен.

Я не скоро осознала, что натворила. Когда я оторвалась от Ромы, мы ещё долго лежали в ванной и о чём–то беседовали. Я смеялась. Я помню, что смеялась, и я помню, что Рома смеялся вместе со мной. И мне было так хорошо, будто… Будто я нашла дом. Я оголила перед ним нервы, словно электрические провода, а он играл на них, как на струнах. Умело играл. Лёгкую, нежную мелодию, и я парила в его объятиях. Он мог бы потянуть слишком сильно, порвать одну из струн или даже несколько, но он не сделал этого в отличии от Алекса. Он был нежен со мной. И я была благодарна ему.

Из ванной мы вышли в полном молчании. В огромном зеркале я разглядела помятую одежду и волосы, с которыми, по–видимому, играл котёнок, причём не один час, раскрасневшиеся от смущения щёки и сверкающие изумрудами глаза. Отчаявшись исправить причёску, я вошла в собственную комнату, опасаясь лишь предательства. Вдруг наша дружба была «дружбой на одну ночь», и уже завтра Катя и Люсиль станут с остальными показывать на меня пальцем и смеяться надо мной за моей спиной.