Наэми. Чёрный паслён

Пролог

Король Рейхалана Его величество Дамерел Экберт Вейлин умер.

В этом его сын Алард Дамерел Вейлин, пробираемый до самых костей мерзкой осенней сыростью был уверен. Уверен так же, как и в том, что сейчас он, ёжась от ветра, стоял под мелким холодным дождём в правом крыле фамильной усыпальницы перед выбитой в камне глубокой могилой. А ещё он точно знал, что через несколько минут туда опустят бренные останки короля, поместив рядом с женой умершей десять лет назад. Дальше этого его уверенность не шла.

Торжественно произносимые первосвященником печальные речи шли мимо него, не оставляя в опустошённом сознании ни следа. Всё, на что двенадцатилетний подросток был способен — это тупо смотреть на узкий длинный гроб, усыпанный охапками белых лилий, внутри которого лежало пожелтевшее и высохшее за время болезни тело отца.

Мелкие капли дождя падали в яму, будоража поверхность образовавшейся внизу лужи и напрасно поливая высохший венок на крышке гроба матери.

Впрочем, ни дождь, ни ветер не мешали Аларду. Напротив, они полностью соответствовали состоянию его души. Трудно было представить более подходящую к этой церемонии погоду. Принц стоял один как перст, в пустоте, образованной почтительно отступившими на десяток шагов придворными. Избегая смотреть на холодный зев погребальной ямы, он украдкой оглянулся по сторонам, бросив равнодушный взгляд на сборище аристократов, стоявших поодаль могилы с лицемерно-скорбным видом.

Подросток зло усмехнулся про себя, подумав, что эти люди даже перед лицом смерти пытаются извлечь из сложившихся обстоятельств пользу для себя. Под непрерывно льющим дождём трудно было разобрать, кто действительно плачет, а кто имитирует скорбь, используя ситуацию для того, чтобы представить себя в более выгодном свете перед будущим правителем.

Ну, а что, мало ли как там, в дальнейшем, всё обернётся? Пустить авансом пару слезинок и изобразить на лице глубокую меланхолию не трудно. При этом исхитриться и не перестараться в скорби, учитывая, что свеженазначенному регенту, стоящему неподалёку от принца такое усердие может не понравиться.

Вот придворные и мокли терпеливо под холодным дождём, стараясь изо всех сил совместить эти два взаимоисключающих действия, выражая волнение каждый по-своему: кто-то нервно почёсывался или крутил пуговицы на одежде, кто-то постоянно теребил волосы или мял в руках цветы, и все без исключения избегали зрительного контакта с наследником.

У Аларда слёз не было.

Всё в нём было смятено, ныло в груди и неприятно ёкало в животе, но глаза были сухими. Дворцовая жизнь быстро излечивает от маленьких человеческих слабостей. Какое бы горе его ни снедало, плакать перед придворными было недопустимо.

Подросток перевёл взгляд на стоявшего неподалёку Фелана Кара, камердинера его отца, отметив, как изредка судорожно вздрагивают ещё крепкие плечи пожилого мужчины. Наверное, он был единственным, кто плакал по-настоящему. Его глаза и нос покраснели, резко выделяясь на бледном лице, словно у шута из уличного балагана.

— … Ибо мы ничего не принесли с собой в этот мир и ничего не можем унести из него, оставляя после себя только память…

Речь первосвященника, которую тот произносил перед гробницей красиво поставленным голосом, была многословной и наполненной набившими оскомину банальностями. Алард рассеянно слушал её и представлял, что обязательные к произношению слова «долг», «честь», «воля», «милосердие», «справедливость», падают словно капли дождя. То же самое говорили о каждом из королей на всех без исключения погребальных церемониях, достаточно было заглянуть в отчёты, хранившиеся в королевской библиотеке.

Наследник чуть заметно поморщился от убойной смеси заунывного голоса священника с тошнотворным запахом лилий, и вздрогнул от ледяного холода, пробравшего до основания его душу. До этого момента он вообще не задумывался над тем, что люди не вечны. Только теперь, глядя на разверзнувшую свой зев могилу, он вынужден был признать реальность смерти. Хотя в силу своей юности, был на это не очень способен, из-за чего к его горю примешивалась какая-то неловкость за себя.

Слегка повернув голову в другую сторону, Алард увидел невыразительный профиль со скошенным подбородком своего единственного кровного родственника. Он с дрожью вспомнил, что с этого дня и до его совершеннолетия, граф Тирел Корбин, полный человечек с детским личиком и жидкими тёмными волосами, чьи серые, почти бесцветные глаза смотрели на мир так, словно постоянно пытались найти во всём подвох — его опекун и регент королевства.

Рядом с графом, брезгливо морщась и капризно изгибая губы, стоял его сын Дейсин — мальчик на два года младше принца. Приторно хорошенький, золотоволосый и пухлощёкий любимец придворных дам, который несмотря на все свои усилия втереться в доверие к принцу, так в этом и не преуспел.

Алард презирал Дея, но, по просьбе отца, вынужденно терпел компанию этого избалованного и бессовестного существа, только потому, что тот был сыном графа Корбина — троюродного брата короля.

В довершение всего душу наследника грызла обида на родителей за то, что они умерли и своим уходом сделали ему так больно. Звучало очень странно. Взрослеющий разум мальчика кричал, что это глупости, что отец и мать не виноваты в том, что они умерли, что они не хотели оставлять его одного. Но кто-то маленький и несчастный внутри принца знал, что от правильных слов не становится легче, в то время, как боль и обида разъедают сердце.