Нарисованная

Нарисованная

У меня была подруга.

Светлая, добрая, всегда помогала и никогда не завидовала. Я бы ей жизнь доверила.

Я шептала ей на ухо все свои секреты, напивалась вместе с ней, после очередной неудачи с парнем, ходила часами по магазинам.

Мы рыдали над романтичными драмами и заливались хохотом над комедийными сериалами, изобретали кулинарные шедевры и выбрасывали потом их дворовым котам, пели караоке и танцевали неуклюжее танго.

Вот какая совершенно идеальная подруга у меня была.

Понятно, что на самом деле таких не существует. На самом деле подруги бормочут гадости за спиной, врут, что выгляжу прекрасно, и парней отбивают. Я на таких уже не раз обжигалась, вот и нарисовала себе настоящую и идеальную.

Рисовать-то я умела – что угодно и кого угодно. Я и парня бы себе нарисовала, да только толку мало – я ведь малыша хотела, а что от нарисованного получить можно кроме краски?

С подругой куда проще, так думала я, а в результате еще сложнее оказалось.

Она сейчас на кухне сидит – в белом гольфике, в белой юбочке и в колготках тоже белых. Наклонила голову, будто задумалась, а из спины нож кухонный торчит, и вытекают на белый трикотаж цветные ручейки акварели. Прямо красивая инсталляция.

 – Ты, Лина, сама виновата! – заявила я ей, пока чай заваривался. – Ты же должна была быть моей, только моей подругой, я тебя для этого и создала. Ты вести себя должна была так, как я того пожелаю!

Лина ничего не ответила – жизнь из нее вытекла вместе с краской.

Раздался дверной звонок, и я чуть кипяток от неожиданности не пролила. Ко мне гости отродясь не заглядывали, только если сама кого приведу.

Заглянув в глазок, я увидела эту гадюку Маринку, расфуфыренную и взволнованную. Что она тут забыла, гадкая воровка?

Не снимая цепочку, приоткрыла дверь.

 – Чего тебе? – я недобро нахмурилась, но та и внимания не обратила.

 – Ты не знаешь, где Лина? Я никак не могу к ней дозвониться… А она говорила, вы тут вместе живете.

Если бы моя предательница-подруга была еще жива – убила! Взяла и разболтала какой-то посторонней девке, где мой дом. Ах, как хотелось сделать с Маринкой то же самое – воткнуть нож, чтобы лилась и лилась из нее красная краска, но с ненарисованными людьми так сложно. Я ведь не сумасшедшая, все осознаю.  Нарисованные люди появляются из неоткуда и в никуда исчезают – никаких документальных свидетельств и беспокойных родственников иметь не могут, не то что такие как эта…

 – Наверное, ты что-то не так поняла, Лина просто у меня иногда ночует. И вообще, мы тут недавно конкретно рассорились, и я ее уже пару дней не видела и не слышала.

 Разумную придумала отговорку, но Маринка не поверила ни единому слову.

 – Ой, да все я так поняла, Аня. Может все-таки впустишь? Я хочу поговорить с Линой! Она ведь здесь, да?

–  Еще чего! – возмутилась я. – Нет здесь твоей Лины, идиотка! Оставь меня в покое! Ой, а может это она просто с тобой больше общаться не хочет? Вот и игнорит. А я тут, между прочим, совершенно не причем, так что  –  до свидания!

Я попыталась захлопнуть дверь, но Маринка, как в фильмах ногу, протиснула и злобно прошипела:

 – Впусти сейчас же! Я знаю, что она с тобой. А то папе позвоню, он у меня мент – быстро во всем разберется.

 Ах так! Я совсем разозлилась и так резко дверь распахнула, что Маринка чуть на пол не грохнулась.

 – Ну, проходи, проходи, ищи свою Лину. Потом еще будешь у меня прощения просить.

Маринка только гордо фыркнула и поправила миленькое платье в синий горошек. Платье-то само по себе миленькое, но на ней смотрелось отвратно. Мне бы куда больше подошло. Наверняка, вместе с Линой выбирали… Я от обиды чуть не зарычала.

Маринка стала заглядывать в каждую комнату, задержалась в моей мастерской, где стены оклеены разрисованными ватманами, и мольберты в каждом углу стоят, а потом вдруг заверещала, как резаная, сунув любопытный нос на кухню.

 – Ой, ну чего ты орешь, – я насмешливо похлопала ее по плечу. – Увидела, что на самом деле представляет твоя подруженька? Просто кукла нарисованная!

Я чувствовала себя победительницей.

 – Господи! – из глаз Маринки полились слезы, какие-то странные слишком голубые слезы – как в мультиках. – Что ты несешь? Что ты натворила, ненормальная! Ты же ее убила, господи, совсем убила!

Она подбежала к Лине и обняла, захлебываясь в рыданиях, обляпалась вся.

 – Ты что, слепая?  – у меня от маринкиной дурости чуть глаза на лоб не вылезли. – Это же не настоящий человек, а нарисованный… ау! Не видишь что ли, из нее не кровь, а просто краска, обычная такая акварельная краска вытекает – лиловая, зеленая, голубая, желтая – всяких разных оттенков. Ну, кроме красного.

Вот как можно на такое внимания не обращать? Какая же эта Маринка тупая.

И упрямая. Посмотрела на свои выпачканные цветные руки и, не переставая раскачиваться, как неваляшка, с ужасом выдала:

 – Это же кровь, Аня. Обычная такая настоящая кровь, которая течет по венам каждого обычного такого настоящего человека. И нет никаких нарисованных, господи.. Ты же совсем больная, ты убила ее, убила, убила…

И Марина вскочила, вытащила нож из Лины, набросилась на меня, что-то истерично крича и проклиная, и я понять ничего не успела, как эта ненормальная проткнула мне живот. Раз, второй, третий – и я почувствовала жуткую боль, и хотела заорать, но не могла издать и звука. В глазах темнело, и я упала, хрипя и корчась. Только и видела измазанный разными цветами – зеленым, голубым, лиловым, желтым – нож. Видела, как вытекала из меня краска всех цветов радуги. Ну, кроме красного.