Бледное лицо, полнившееся синими и бордовыми венами, неистово кривилось; зубы отрывали куски от губ, пережевывали и впитывали; глаза крутили колесом смерти, обматываясь слизкой бледной нитью. Он держался руками за колени, колени держались за руки — всё кружилось в источающем первозданную злость танце дикого демона, разрывающего материю, мир и себя. Арктический ветер перемешался со знойным муссоном, засасывал в воронку 23 материка и всю реальность, тянущуюся за ними, цепляющуюся за ноги почти поглощенных и раздробленных в воронке людей.
Он был разорван, смят и выброшен, но тут же восстановлен и полон желания уничтожать себя снова, терзая каждую часть тела, души, окружающей материи и антиматерии. Схватившись за горло и сжав его до хруста, он побежал к обрыву, пытаясь не сопеть, а кричать, но раздробленное горло отклоняло просьбы, болезненно и мучительно вырываясь из его рук и рук мира. Бесконечные скалы, томящие равнины, гнусные леса отделяли его от обрыва, бездны несуществования. Громкий вопль явился из него, ознаменовав новое начало — горло восстановилось. Крики, боль, ужасы, страдания перемешались с дикой завистью тем моментам, когда рвалась кожа и отрывались ногти — мгновениям жизни, в которые он чувствовал себя живым, но почти что мертвым от болевого шока, придуманного человеком.
Грозовые тучи застилали путь, а буйные волны резали тянущуюся вереницу оскорбленных душ, гнойных трупов и кровавых судеб, связанных кем-то и для чего-то с ним — бегущим от мира. Крики почти прекратились — началась туманная стагнация сознания, воспаленного болью, ужасами бытия и разрывающими душу изнутри днями жизни в обычном — нашем мире.
Крошки зубов растоптаны и перемешаны с песками бездонной пустыни — скоро обрыв, значительно выделяющийся среди всего, что когда-либо и где-либо присутствовало в любой форме. Он продолжал. Продолжал бежать, слышать безумные крики, мучить себя, радуясь скорому концу.
Мир не воспринимал конец сущего как нечто значащее — обыкновенное, безынтересное для кого-либо событие. Конец близился с каждым мигом и каждым мигом внутри мига. Скоро. Как же скоро.
Он уже видел край, полз к нему на двух ободранных коленях и тянул за собой метровую палку, вонзившуюся от радости прямо в грудь. Свет приближался.
Вот он — край. Все невзгоды отступили, ком боли, страданий, несбывшихся надежд внезапно исчез, испарившись следом за режущими приливами ужаса. Внезапно повеял теплый, летний ветер, развевающий его длинные обглоданные волосы, но рай оказался началом новой жизни, лишь перевалочным пунктом. Было жутко, страшно, больно и тяжело.
Отсюда никогда не сбежать.
Всё повторится.