Наследие.Душа экзорциста

Тристан

Тристан

Я не ощущал вины за содеянное. Только радость. Безумную, дикую, вселенскую. Мой друг вернулся. Его не было три года, долгих и холодных. Он не имел права оставлять меня и орден. Не имел.

Когда мы с Джонсоном привезли нашу добычу  в замок, Креденце был там. Я поднялся к нему в кабинет, оставив Валентина в беспамятстве в карете, а он стоял у окна и смотрел вниз на покрытую грязью карету и лошадей, с чьих морд капала пена. Мы ехали так, словно за нами гнались легионы демонов, хоть и знали, что погони не последует. Я всё рассчитал верно.

- Я привёз его, - с порога выпалил я, и Креденце победно улыбнулся мне.  Его улыбка была неприятной, надменной, но я чувствовал, что он действительно рад. И впервые в жизни в тот момент я был признателен ему. Я не испытывал к нему чувства благодарности ни когда он позволил мне попытать свои силы в обряде экзорцизма, ни когда даровал мне такого терпеливого, мудрого учителя. Ни разу до этого момента. Только сейчас, когда он помог мне вернуть друга, я понял, что мне есть, за что его благодарить.

- Он в порядке? Ты сильно навредил ему?

В его голосе слышалось тщательно скрываемое, но всё же прорывающееся наружу нетерпение. Я выдержал паузу.

- Пока сложно сказать. Мне пришлось читать заклинание наложения трёх печатей, а я планировал ограничиться двумя. Слишком сильным он оказался, впрочем, чего ещё ожидать от них обоих? Я думал, сам умру прямо там, но мне хватило сил. Он в обмороке с тех пор, как всё закончилось. Он ещё не приходил в себя.

Креденце удивлённо изогнул бровь и, подойдя к столу, сел в кресло, указав мне на стоящее по другую сторону стола. Никогда прежде он не приглашал меня присесть. Но это совершенно мне не польстило.

- Значит, ты наложил три печати. Похвально. Не каждый епископ возьмётся за такое, Тристан. Далеко на каждый. В Ватикане ты бы моментально прослыл легендой.

- Вы знаете мне цену, господин Креденце. И я сам знаю. Я не ожидал подобного. Мне пришлось это сделать, и откуда у меня взялись на это силы, я гадаю до сих пор. Но он оказался слишком сильным, на миг я утратил контроль. Поэтому я волнуюсь за него. Три печати не могут пройти бесследно.

Креденце подкрутил усы, будто размышляя о чём-то.

- Всё равно ты поступил верно. Может быть, то, что произошло, будет нам на пользу. Он станет более покорным. Три печати дадут нам возможность контролировать его. Если только они наложены правильно.

Здесь мне сомневаться не приходилось.

- Мне кажется, всё сделано верно. Он явил свою истинную форму, я позволил ему выйти наружу, затмить Валентина. А потом ударил. Я максимально навредил Фокалору, как только способен навредить ему человек. И старался не затронуть Валентина.

- Значит, ты сделал дело идеально. Лучше, чем я даже мог рассчитывать. Когда я давал тебе эту книгу, я сомневался, что тебе удастся наложить даже одну печать.

 Мне было нечего ответить на это. Я поднялся  и направился к двери, чувствуя спиной оценивающий взгляд. Креденце теперь смотрел на меня совсем по-другому.

- Распорядись отнести его в ту комнату, где он жил раньше, - услышал я за своей спиной и обернулся. И всё-таки не выдержал.

- Благодарю вас. За то, что дали возможность его вернуть, - слова дались мне тяжело, но я должен был их сказать.

- Это всё книга. И ты сам. Если бы не ты, ничего бы не вышло. Больше никто не смог бы наложить даже одну печать. Ни один из тех фанатичных олухов, что ежедневно истязает тело власяницей, а дух – молитвой, не смог бы сделать того, что сделал ты. Самый бесталанный и никчёмный экзорцист и самый тугодумный ученик гениального учителя. Ты смог. Моё почтение.

 Я лишь кивнул. Я и сам прекрасно понимал, что почти сотворил чудо, а моё измученное, изнурённое тело, которое болело каждым дюймом и взывало о милосердии и покое, напоминало мне о том ужасе, что пришлось пережить.  Я смог сковать графа Фокалора. Я смог.

Всю свою новую жизнь, с тех самых пор, как я пришёл сюда, от меня требовалось лишь одно – я должен был контролировать своего демона. И себя. Сохранять хрупкий баланс между ним и собой, постоянно быть начеку, ведь он стремится опередить меня, затмить меня, вырваться вперёд и поработить. Днём и ночью, во сне и в бодрствовании я никогда не расслаблялся. С тех самых пор, когда Валентин начал моё обучение. Заучивание магических формул, денное и нощное запоминание молитв, черчение сигилов и символов было второстепенным, а потому неважным для меня. Я не хотел этому учиться, я хотел лишь ужиться с той тварью, что поселилась во мне. А потом и научиться контролировать её, как это делал Валентин.

Подчас даже после того, как я научился всем тонкостям контроля, не раз и не два я ощущал на себе пристальный взгляд своего друга и его ладонь на плече, когда он говорил мне:
- Ты снова теряешь себя, Тристан. Соберись, иначе он вырвется.

И я снова и снова ощущал свою беспомощность, чувствовал себя слабым и никчёмным.

Иногда мне было тяжело выпутывать свою человечность и проталкивать её вперёд, стараясь не запачкать её вязким, липким злом, что расплескалось внутри меня. Иногда я позволял себе немного расслабиться, но тут же рисковал поплатиться за это.

Сегодня же впервые за много лет я ощутил свою человечность. Она заполнила меня, разлилась во мне, и я перестал ощущать своего демона. Совсем. Он растворился в ней, как прежде я растворялся в нём, он померк перед главным желанием моей души – вернуть моего друга. И, заполнив себя своей же человечностью, я смог сделать невозможное. То, чему редкий экзорцист сможет научиться лишь за десятки лет. Я мог сколько угодно ненавидеть и презирать Креденце, но он был прав и ни капли не льстил мне. Сегодня я совершил почти чудо.

 Но я решил не обольщаться. Я ощущал, что, ослеплённый вспышкой, напуганный тем, что я сотворил с его хозяином, мой демон ослаб и забился куда-то вдаль. Я почти не чувствовал его, но прекрасно знал натуру: скоро он наберётся сил и снова примется за старое. Но я знал, что это затишье – компенсация мне за ту муку, которую причинил обряд моему телу. Пострадал не только мой демон, но и оно.