Настенька

Настенька

Настеньку я видела всего один раз, в ресторане на дне рождения приятельницы Маринки, но встреча эта запомнилась мне надолго.

Настенька выглядела лет на тридцать или чуть старше и была некрасива той болезненной некрасивостью, которая граничит с пороком физического, а то и умственного развития. Крупная, лобастая голова с носом-пуговкой и широко расставленными глазами покоилась на коренастом, почти квадратном теле с крепкими ножками и короткими, округлыми ручками. Редкие волосы, едва доходившие до плеч, Настенька расчесывала на прямой пробор с челкой и красила в темно-сливовый цвет, который совсем не шел ей: кожа из-за него выглядела тусклой и нездоровой. Сквозь жидкие прядки светился молочной белизной череп, и создавалось впечатление, что к макушке Настеньки прилип рыбий скелет. Одевалась она со старомодной чопорностью: темно-синие брюки, лакированные лодочки в тон и бледно-розовая в мелкий цветочек блуза, воротник которой был наглухо завязан бантом.

- Кто это? - полюбопытствовала я шепотом у Маринки.

- А-а-а, это Настенька, моя соседка. Ты только не суди ее по внешности. Она еще тот экземпляр! И мозги у нее получше наших вместе взятых работают, - заинтриговала Маринка, и я с еще большим интересом стала наблюдать за необычной девушкой.

Настенька почти не пила, а ела, напротив, много. Причем ела такие блюда, которые не каждая девушка себе позволит. Оливье с хлебом и картошку с мясом Настенька поглощала так аппетитно, что даже смотреть на нее было вкусно. Челюсти ее двигались плавно и ритмично и было в этом действе что-то уютное и такое же убаюкивающее, как размеренный, неспешный ход настенных часов.

Во время танцев Настенька оставалась за столом. Чуть вытянув шею, она привставала на цыпочки, высматривала что-нибудь вкусненькое, аккуратно прижимала к груди бант так, чтобы концы его не попадали в тарелку, дотягивалась короткой ручкой до сладости и возвращалась на стул, с явным удовольствием смакуя лакомство и разглядывая танцующих.

То, что Настенька не глупа, а даже, напротив, умна и интересна в общении, становилось понятно по количеству знакомых, подходивших к ней с приветствиями. Внимание к своей персоне она принимала со скромным достоинством и доброжелательно улыбалась всем, кто склонялся к ней. А склонялся к ней каждый: ростом Настенька была невелика, поэтому смотрела на всех снизу вверх и было в ее зеленых глазах что-то такое доверчивое и беззащитное, отчего хотелось опекать ее и радовать, как ребенка.

«Ишь, принцесса. Интересно, почему все называют ее Настенькой, а не Настей?» Наверное, я была единственной, кого раздражала царившая вокруг Настеньки благостная елейность. Разговаривали с нею подчеркнуто уважительно, будто пытались компенсировать ее некрасивость избытком своего особенного, участливого внимания. И было в этом, как в любой неискренности, что-то нечестное и унизительное. Так мне, по крайней мере, казалось.

Я отыскала глазами Маринку и направилась к ней, чтобы побольше разузнать про особенную гостью. И тут со мной случилось нечто странное: проходя мимо Настеньки, я, словно под гипнозом, растянула, как все, рот в улыбке и приветливо кивнула ей, хотя мы не были знакомы. Рядом с Настенькой сидела другая девушка, но на нее я почему-то даже внимания не обратила. А вот пройти мимо Настеньки и не посмотреть на нее ободряюще, было как-то неудобно. Настенька как раз отправила в рот очередной кусочек торта, смущенно улыбнулась мне с набитым ртом, приложила руку к сердцу и кивнула в ответ. Как мило! А я-то! Я-то - вообще сама любезность и доброта.

Добравшись до Маринки сквозь плотное кольцо танцующих, я потянула подругу за рукав нарядного платья:

- Пойдем-ка выпьем за твое здоровье, поболтаем!

Дважды предлагать Маринке выпить не надо, поэтому уже через минуту мы сидели в сторонке с запотевшими бокалами шардоне.

- Расскажи мне про свою соседку, - попросила я, - и, кстати, почему все называют ее исключительно Настенькой?

- А это она сама так представляется.

Маринка, разгоряченная танцами, сделала несколько глотков прохладного вина, приподняла густые пшеничные волосы, небрежно закрутила их в хвост, взяла со стола салфетку, обмахнулась ею пару раз, потом аккуратно промокнула пышные округлости в глубоком декольте – предмет моей постоянной зависти, - и продолжила:

- Приемчик у нее такой. Слышала поговорку «Как корабль назовешь, так он и поплывет»?

- Конечно.

- Так вот. Настеньку в детстве столько дразнили и травили из-за внешности, что чего она только не натерпелась. Вот и решила эту поговорку на себе испробовать и стала называть себя ласково – Настенькой. Вдруг, думает, сработает? И сработало, говорит. Правильное слово - оно, как правильно подобранный код, сердца открывает. Люди – смешные такие, говорит. Вроде как злые, а представишься им открыто и доверчиво - «Настенька» - и отношение враз меняется, будто щелкает у них внутри какой-то переключатель: кусаться перестают, добреют, жалеют. Людям ведь, говорит, нравится играть в праведников и помогать сирым, да убогим, вроде меня.

- Так получается, Настенька твоя просто бессовестно манипулирует людьми?

- Ну почему бессовестно? Она ведь столько обид и издевок вынесла, столько слез пролила, прежде чем научилась свое уродство удачно эксплуатировать. Знаешь, что она однажды сказала мне? «Когда люди делают что-то хорошее, они чувствуют себя благородными и это приятно им. А я просто научилась пользоваться этим. Мне помогают из сострадания и желания быть хорошими, а я отвечаю на это благодарностью. Получается взаимная выгода. Мы как бы подпитываем друг друга. И это гораздо лучше, чем было: надо мной насмехались, меня дразнили и избегали, а я обижалась, закрывалась и обрастала колючками».

Маринка вздохнула и замолчала. Я тоже молчала, размышляя о том, как мало мы знаем о мыслях, чувствах и переживаниях другого человека. Иногда кажется, что все-то ты о человеке понял, а на самом деле – всего лишь придумал его себе и судишь потом этот выдуманный образ на свой лад.