Научение

Научение

Страх перед операцией разросся до неимоверных масштабов. Выдернуть зуб и на это место поставить имплант. Не в первый раз, но почему-то мандраж нарастал.

Сходить причаститься казалось самым исцеляющим средством от удушающих мыслей, взявших меня в плен. Естественно, что в церкви мы ищем благо для самих себя.

Операция была назначена на четверг, а в среду пораньше с утра я примчалась в Храм.

— Кто на причастие? — спросил священник.

Из немногочисленной паствы подняли руки двое: я и ещё один мужчина. Вместе с девяностолетним монахом (он на приходе такой единственный) мы вышли в притвор на утреннюю молитву. Отец Владимир начал читать, повернувшись к нам спиной. Мы смиренно встали за ним. В некоторых молитвах надо было сказать своё имя.

— Имя? — полуобернувшись к нам спросил священник из-под очков.

— Таисья.

— Раба божья Таисья, — поправил он и продолжил чтение. — Имя? — второй раз обратился к нам.

— Таисья.

— Раба божья Таисья, — строго сказал отец, задержав на мне взгляд. Какая нерадивая прихожанка, читалось в его глазах.

Мы переглянулись с мужчиной. На моём лице отразился весь спектр чувств неофита, пойманного на горячем. После утренних молитв мы прошли в зал, где в углу стояла небольшая подставка для креста и Евангелия. Здесь мы исповедовались. Первый на исповедь двинулся мужчина. Я пошла после него.

Надо сказать, что из-за метаний по поводу операции, я плохо приготовилась к причастию и во вторник нарушила пост. От нервов, так сказать. Об этом честно сказала отцу. И тут началось.

— Вы что, хотите, чтобы я грех взял на себя ради вас? — вопросил священник ростом вполовину меня с полянкой – лысиной, обрамлённой длинными седыми волосами.

— Не хочу.

— А почему вы просите допустить к причастию?

— Я боюсь операции.

— Вы стоите рядом с иконой Божьей Матери и говорите мне такое. О чём вы думаете?

Наш разговор затягивался. Отец Владимир был искренне возмущён моим нахальством, хотя я стояла перед ним с видом раскаивающейся грешницы, повторяя как заведённая:

— Простите.

— Для чего вы мне это говорите? Вы понимаете, куда и зачем пришли?

— Понимаю. Простите.

Я уже смирилась, что священник не допустит меня к причастию. Но наставления продолжались. Я ещё произнесла пару каких-то оправдательных реплик, но это лишь усугубило моё положение.

Хотелось только одного, чтобы он отпустил меня. Я замолчала со скорбным лицом и глазами полными слёз. По правде, это было несколько преувеличенно. Я не чувствовала себя такой уж грешницей. Отец после моего «искреннего молчаливого раскаяния» и своих назидательных поучений отпустил меня.

Службу я, конечно, отстояла, помолилась, свечки поставила. Но вспомнила, что мою сестру, которую я уговорила сходить в церковь, отец Владимир еще осенью не допустил к причастию. После исповеди, она вылетела оттуда потрясённая до глубины души тем, что батюшка ей наговорил. Понятно, с кем не бывает? Но с тех пор моя сестрица наотрез отказывалась идти в Храм.

Об этом я рассказала прихожанке, с которой была знакома еще со времён своей юности.

— Я сейчас не хожу к отцу Владимиру, хотя когда-то он был моим духовником почти двадцать лет. Мне кажется, он не узнаёт меня. Что и говорить. Девяносто лет – серьёзный возраст.

И знакомая рассказала удивительную историю. Когда их семья только переехала на наш массив, она стала ходить в Храм, который открылся на месте бывшего кинотеатра. Кинотеатр как-то быстро переоборудовали в церковь, и туда потянулись верующие.

Причина, по которой Вере Павловне срочно понадобилось освятить квартиру, была проста. В 1995 году, когда она от работы получила квартиру, настали тяжёлые времена. Зарплату не платили год, иногда давали только продуктами. Убитая квартира требовала ремонта, протекал потолок, отваливались обои, электрика пострадала от воды. Её муж потерял работу и перебивался случайными заработками, в семье начались нешуточные ссоры.

Стояла осень, денег не было. Вера Павловна ездила на работу и с работы зайцем на электричке, в то время контролёры не беспокоили пассажиров. В конце сентября на день рождения дочери подарили пятидесят рублей, и дочь – студентка посоветовала матери сходить в церковь.

Вера Павловна задержалась на работе, доехала на электричке до ближайшей станции и уже впотьмах добралась до церкви, которая была закрыта. В то время вокруг церкви не было ограды, и Вера Павловна увидела сбоку горящее окошко и постучалась.

Открыл отец Владимир, выслушал сбивчивую просьбу прихожанки и ответил:

— Хорошо, приходите завтра утром.

Тогда транспорт ехал на наш жилмассив через переезд и часто стоял перед шлагбаумом, ожидая, когда проедет товарный поезд из ста вагонов. Да, собственно денег на автобус у Веры Павловны не имелось. Когда утром после службы она подошла к священнику, то предложила пройти пешком, вроде как до дома недалеко.

Отец Владимир собрался, прихватил крест, Евангелие, святую воду, кропило и вместе с Верой Павловной двинулся в путь. Дорога шла через частный сектор и вдоль соснового бора – это чуть больше двух километров, путь не близкий, но отец Владимир не роптал. Всю дорогу они шли молча. Вера Павловна была поражена самоотверженностью священника без возражений последовавшего за ней.

Отец Владимир освятил квартиру, Вера Павловна в благодарность отдала 50 рублей. Много это или мало, не могу сказать. Не помню цен, которые были в 1996 году. Думаю, она отдала примерно две лепты, как бедная вдова, пожертвовавшая последнее в сокровищницу храма.

Отец Владимир после не раз давал духовные советы Вере Павловне, и даже избавил её от «инфернального» страхования. Она боялась находиться в комнате рядом с умирающей матерью, ощущая, что та тянет её за собой. Священник посоветовал ей спать рядом с матерью и читать Псалтырь. Но это не помогло, и тогда отец сказал.

— Теперь мне надо прийти к ней.

Вера Павловна добавила.