Науфрагум 3: Заброшенный край

Глава девятая: Мертвая история - часть 6

Заросшая лесная дорога, которая вела от городка, единственным жителем которого остался отец Алекзонндер, миновала несколько скалистых теснин и мостов, под которыми плескались и шумели горные речки, и миль через десять вывела нас на равнину. Склоны восточного Шварцвальда отступили, и темные ельники сменили лиственные леса, беспорядочно выросшие за полвека на возделанных прежде полях.

Танк неожиданно выкатился на двухуровневую развязку широкой автострады с потрескавшимся асфальтом, но вполне проезжей, рядом с которой на насыпи угадывались железнодорожные пути. Рельсов было не видно в непролазных зарослях, но ржавые решетчатые столбы и провода позволяли безошибочно узнать электрифицированную магистраль с многочисленными запасными путями и стрелками. Тут и там возвышались различные строения: элеваторы, цеха, ангары, водокачки, паровозные депо, нефтяные баки, высокие кирпичные и стальные трубы – чем дальше, тем больше техногенные мотивы брали верх над сельскохозяйственной пасторалью предгорий. Вместо полей и садов сплошной чередой пошли заросшие карьеры и терриконы, соединённые настоящей паутиной ржавых рельсов и шагающих во все концы мачты линий электропередач.

Впрочем, все это было лишь разминкой перед настоящим царством тяжелой промышленности. Автострада вывела нас на гребень последнего увала, с которого во всю ширь, сколько хватало взгляда, открылась панорама долины Рейна. Даже низко ползущие серые облака не смогли лишить эту картину посмертного величия.

Серо-стальная лента широкой реки, плавными изгибами виляющей от одного борта к другому, плавные увалы правого берега, далёкие-далёкие утёсы горла Лорелей, перекрытого гидроэлектростанцией выше по течению, и, в излучинах левого берега – бесконечные заводы и фабрики, напоминающие издали странную заржавленную поросль.

Прямо напротив, посреди самой крупной из них, широким равнобедренным треугольником выступающей на восток, зияла незажившая рана этой несчастной страны – громадная воронка, окруженная серым, почему-то совершенно не заросшим валом выброшенного грунта и поясом ржавых развалин. А прямо за ней, на вершине рассекающего воды Рейна полуострова, возвышалась группа немедленно притягивающих взгляд титанических сооружений.

В открытый водительский люк ворвался порыв ветра, несущего запах ржавчины и далеких сырых отмелей. Подумав, что полвека назад здесь наверняка пахло совсем по-другому: углем и дымом – я нажал на газ и переключил верхнюю передачу.

Грегорика, сидевшая на лобовом листе справа, прищурилась, внимательно рассматривая цель нашего внезапного и непредвиденного путешествия.

– Почему-то напомнило внутренности старинной музыкальной шкатулки, – вдруг заметила она. – Я случайно нашла её в чулане отцовского замка: такую же мрачную, покрытую паутиной, пылью и ржавчиной, как и сам замок. Её создали, чтобы радовать людей музыкой, но шестерёнки, пружины и колокольчики давным-давно замолчали, и теперь лишь медленно обращаются в прах. Я назвала бы её это страной остановившихся шестерней.

– Странное сравнение. Музыка? Совсем не то, о чём думается при виде тоскливых развалин.

– Но ведь будь всё это живым, вы бы наверняка тоже услышали музыку созидания: быструю, стремительную, уверенную.

– Нет, я имел в виду несколько не то: всё указывает на то, что именно гардариканцы придумали машину Апокалипсиса. И если она стала причиной их собственной гибели, в этом видится некая историческая справедливость, разве нет?

– Звучит логично, но… – принцесса помедлила, словно прислушиваясь к себе. – Но почему-то всё во мне восстает против этого. Кара оказалась слишком страшна, никакие грехи не могут оправдать её… И к тому же, Золтан, вы ведь сами склонялись на сторону Герта, когда он говорил что его предки-революционеры не могли пустить в ход столь чудовищное оружие! Так почему вы теперь вдруг встаете на противоположную точку зрения? Это непринципиально и даже нечестно, если хотите знать! – с обидой закончила Грегорика.

– Стойте-стойте! Я же говорил, что информации слишком мало, чтобы сделать окончательные выводы! – попытался защититься я. – Аргументы Герта весомы, но стопроцентных доказательств того, что гардариканцы не виноваты, я тоже пока не вижу.

– Ах да: «Мое кредо – не делать скоропалительных выводов», – слегка усмехнулась принцесса, но потом сдвинула брови. – Умом я это понимаю, но принять сердцем не могу. Мне кажется, вы слишком уж рассудочны – какое-то холодное, отстранённое суждение.

– Вот уж никогда не считал себя рассудочным, – удивился я. – Да и мать меня всегда ругала за слишком эмоциональные поступки и упрямство.

– То есть всё это – просто отговорки, а на самом деле вам просто не хочется считать виновными гардариканцев-коммунаров? – прищурилась Грегорика. – Их наследники, между прочим, даже поддерживают какие-то подозрительные связи с Либерией, и это наверняка вовсе не безобидное дело… хотя я не могу осуждать отца Алекзонндера. Конечно, по порядку он должен был обратиться в полицию, чтобы девушек спасли, и агитация – это противозаконно, но… – принцесса остановилась и задумалась, а на её лице отразилось смятение: она явно не могла найти верный ответ.

– Как ни банально звучит, жизнь – непростая штука, – вздохнул я. – Далеко не всегда тот, кто кажется правым с первого взгляда, оказывается прав в итоге. Не знаю почему, но у меня сложилось впечатление…

– Простите! – вдруг прозвучал в наушниках сдвинутого на затылок шлемофона голосок Весны. – Остановите, пожалуйста, танк!

Нажав на тормоз так резко, что танк клюнул носом, я переспросил, быстро бросив взгляды по сторонам:

– В чём дело? Зачем останавливаться?