Наверно нет неправильных дорог

Наверно нет неправильных дорог

Как подачку швыряет мне осень кленовый пятак,
хмурит озеро лоб недовольно морщинами-рябью.
И уходит старуха раскрашенной, яркой, но дряблой,
проворчав напоследок, что всё в этом мире не так.
Софья Сладенько

Любовь – щедрое угощение, даже награда, когда чувствуешь и знаешь, что в любое время можешь остановиться, задуматься, принять судьбоносное решение, и спокойно жить дальше, даже если для этого будет необходимо расстаться.

Чтобы это понять, нужно для начала влюбиться, потом оступиться, постараться выбраться из-под завала страстей, а после сделать попытку собрать себя по кусочкам.

Когда от любимого начинает зависеть буквально всё – настроение, предпочтения, вкусы, расстановка мебели, меню, отношение к жизни, вкус зубной пасты, фасон причёски, цвет лака для ногтей, это уже нечто извращённое, некие хитроумные манипуляции. Эти действия способны разрушить чего угодно, даже самые искренние и глубокие чувства.

Так говорила мама, которую жизнь изрядно потрепала, несмотря на её уступчивый характер и весёлый жизнерадостный нрав.

– Знаешь дочь, когда тебя считают частью интерьера, отказывают в потребности и праве иметь собственное мнение, душа, или то, что мы за неё принимаем, заставляет задуматься – что ты здесь делаешь? Хочется убежать немедленно, забыть, что бывает холод снаружи и внутри, когда тебе отказывают в элементарном праве иметь собственное “я”. Есть потребность забыть навсегда, что летающие в комнате занавески могут вызывать не только романтические мечты, но и озноб, потому что ветер дует в окна, а сквозняк способен выстудить мозг.

Мама воспитала Веронику одна. Папа не уставал повторять, что иметь ребёнка не его инициатива, что у него есть права… дальше он любил перечислять какие именно.

Родительнице с грудным ребёнком пришлось искать съёмное жильё и надомную работу. Больше она с мужем не встречалась ни разу.

В метрике девочки в графе отец стоял прочерк.

К счастью, Веронике повезло. Игнат боготворил её, хотя характер у него был не сахарный.

Беспокоиться точно было не о чем.

Мама не уставала напоминать о проблемах, которые преподнесла ей немилосердная судьба, но дочь не слышала: у каждого свой жребий. Если непрестанно оглядываться по сторонам, можно научиться бояться собственной тени.

Они с Игнатом были на удивление разными, но всем известно, что противоположности притягиваются.

Романтическая история их близости была похожа на взрыв атомной бомбы, на фейерверк из расчёта артиллерийских орудий.

Это было потом, когда случилось то, что случилось: поцелуи и объятия не в счёт – это так, невинная шалость, временное помутнение рассудка.

Начиналось, конечно, с трогательной нежности, с пробуждения сдержанной чувственности, с деликатного трепетного обожания на расстоянии.

Даже танец казался излишне интимным действием, едва ли не растлением юной девы.

Вероника была миниатюрная, застенчивая и впечатлительная, слишком нежная, чересчур хрупкая и беззащитная для зимы, когда они познакомились, и вообще для беспощадной реальности, в которой ей необходим был надёжный защитник.

Кто, если не он?

Игнат любил свою девочку безумно. Не удивительно, что она сошла с ума от избытка эмоций и чувств.

Вероника бросила всё, ослушалась маму, ушла жить к нему, никого не предупредив.

Взяла и сбежала.

Они купались в блаженном мороке, по-доброму теряли рассудок: любили, любили и любили друг друга, забывая иногда ходить на лекции, готовить еду.

Не было в те часы и минуты ничего замечательнее задушевного разговора в летнем саду дома, где жил Игнат, при свете желтовато-рассеянного уличного фонаря, привлекающего ночных мотыльков и затерявшихся в темноте бабочек-бражников.

Звон цикад и запах ночных фиалок будили фантазию, заставляя вспоминать всё-всё, даже то, чего никогда не было.

Но ведь могло быть. Могло!

А если очень-очень реалистично представить – обязательно будет.

Ночная прохлада освежала, разгоняла кровь. Шелест листвы, шуршание чьих-то крыльев, дыхание остывающего воздуха – жизнь казалась волшебной сказкой.

С каким наслаждением прижимались они друг к другу. Совсем не хотелось говорить, потому, что запах близости рождает совсем другие эмоции, для которых нет нужды в словах.

Азбука любви состоит из запахов, прикосновений, и звуков.

Постель в доме Игната после первого целомудренного опыта телесного единения надолго стала их приютом.

Они были полностью, безоговорочно счастливы.

Пока не расписались.

Увы, их характеры, привычки и цели, стремились к противоположным полюсам.

Молодожёны были до того разными, что пришлось стремительно меняться, чтобы не разлететься в разные стороны раньше времени, чтобы хоть на какое-то время закрепить сказочный сюжет, в попытке вытеснить непримиримые противоречия.

Вероника менялась, менялась, приспосабливалась, училась маневрировать, старалась увернуться от неизбежных противоречий, огибала острые углы в близких и не очень отношениях, постигала науку подчиняться.

Да-да, этому тоже потребовалось учиться.

А потом вдруг Вероника поняла, что это уже не совсем она. Точнее – совсем не она, что это уже не её жизнь, не её мечты, не её сокровенные желания. Всё, что она делала и чувствовала, было чуждо её женской идентичности.

Когда девочка говорила, что любит, Игнат блаженно жмурил глазки, снисходительно улыбался, нежно обнимал, ласково целовал в нос или в висок.

– Не бери в голову, принцесса, зачем говорить о том, что понятно без слов, – после чего новоявленные супруги замирали в объятьях друг друга, и не шевелились часами, пока не начинали чувствовать голод, пока не проваливались в сон, что служило сигналом к близости иного, очень интимного порядка.

Вероника млела, испытывая затяжные приступы трепетного восторга, пьянея от прикосновения к неведомому источнику энергии и тепла, но беспокойный скворец в голове даже в моменты неистового блаженства больно клевал, настаивая на том, что ей без деятельного участия, без интимных признаний и бесхитростно-откровенных слов любви ничего не понятно.