Навсегда моя

Глава 01 - Даша

Никогда не думала, что поцелуй может быть таким: словно яркий звездопад, который раскрашивает летнее небо и оставляет бесконечный след в сердце. Я не должна отвечать на него, в конце концов, человек, который сминает сейчас мои губы – враг. Верно, он мой личный кошмар, наваждение, не оставляющее в покое ни на минуту.

Но отдаю должное, Глеб целуется просто крышесносно. Настолько, что у меня и дух захватывает, и воспоминания стираются, будто ничего ужасного между нами никогда не происходило.

Рука Глеба сжимает мою талию, не давая ускользнуть, а другая скользит по спине, прижимая меня еще ближе. Его поцелуй заставляет кровь становиться обжигающе жаркой, и выбивает почву из-под ног.

Мамочки…

И хотя во мне все еще бушует ненависть, я не могу сопротивляться. А в какой-то момент на ее место и вовсе приходит другое ранее неизвестное чувство – вспышка молнии в виде желания и страсти. Я сдаюсь и отвечаю на его поцелуй: приподнимаясь на носочки, обвиваю руками вокруг шеи, проводя пальцами по сильным мужественным плечами.

Наши языки сплетаются в яростном танце, меня окутывает дурманом аромат парфюма Глеба, вкус его губ и дикая, необузданная сила, что прослеживается в каждом движении Гордеева.

Но, наверное, магия волшебного поцелуя имеет свойство заканчиваться и наша тоже дает сбой. Глеб резко отстраняется, пытаясь перевести сбивчивое дыхание. Его глаза горят пламенем, в них мелькает кометы, которые предназначены только мне. Не припомню, чтобы этой парень на кого-то вот так смотрел.

Так, словно перед ним особенный человек.

Я нервно сглатываю, кусая губу, и жду продолжения.

– Ты спятила? – выдает он фразу, спустя почти минуту, которая вводит меня в тупик. Мне и ответить-то на такое не чего. Ведь это не я полезла целоваться, не я стала прижиматься яростнее к нему, пытаясь, стать ближе.

Глеб отводит взгляд в сторону, мне кажется, он сам немного в шоке от происходящего. Не может поверить, что такое возможно. Слова-то могут быть обманчивы, но тело врать не умеет.

– Я передумала, – откашлявшись произношу и бегу к своему рюкзаку. Поднимаю его с пола, накидываю на плечи, и, не оглядываясь, покидаю комнату.

Мне сложно осознать тот факт, что мой первый поцелуй достался парню, который никогда не считался со мной. Ненавидел. Жаждал плохого. Подставлял. Он – навечно враг. Враг, поцелуй которого вызывал табун безумно приятных мурашек, тут уж отвергать очевидный факт невозможно.

Но… как же такое вообще произошло? Почему мы – два абсолютно разных человека, живущих на Марсе и Венера, вдруг поцеловались?

Останавливаюсь и вдруг оглядываюсь. Дверь в зал закрыта, Глеб не пошел за мной.

Я возвращаюсь к себе в комнату немного расстроенная, почему и сама не знаю. Теперь идея уйти не кажется такой уж обязательной. По крайней мере, до того момента, пока не разберусь с собственным сердцем. А мама… пусть подождет. Я сделала многое для нее: отказывалась от еды, тренировалась, наплевав на сон и отдых, черт возьми, у меня и подруги-то никогда не было из-за нее. Поэтому если я переночую еще несколько ночей, ничего не случится.

Кладу рюкзак в шкаф и сажусь за письменный столик. Вытаскиваю дневник, который не вела уже тысячу лет, но по факту, мне и поделиться-то не с кем о происходящем. Разве только с этим дневником.

“Глеб Гордеев – мой приемный брат, сегодня меня поцеловал.

Я знаю, ты сделал это сам – первым. Твой поцелуй заставил меня передумать сбегать из дома. Нет, это не навсегда, временно. Если твое поведение изменится, если… не знаю даже, почему задумываюсь об этом, но если вдруг ты станешь другим по отношению ко мне, может мне, в самом деле, стоит остаться?..

В понедельник у нас начнутся пары в одном универе.

Мне почему-то страшно. Я все еще живо помню твое обещание превратить мою студенческую жизнь в ад.”

***

В понедельник вечером я снова вытаскиваю дневник и делаю там запись. У меня трясутся руки, а сердце бешено заходится в груди. Беру ручку и начинаю писать.

“Все выходные ты меня не замечаешь. Вернее, тебя просто нет дома. Я как дурочка выглядываю тебя, слоняясь дольше обычного по коридорам. И даже натыкаюсь на маму, правда, она делает вид, что мимо прошел призрак. Не здоровается. Не кивает. Ровным счетом ничего. Я разочаровала ее, и она с легкостью вычеркнула из своей жизни приемную дочку, не оправдавшую ожиданий.

Выхожу в сад и впервые задумываюсь, что принесет новый день, чем нужно заниматься, куда идти и что есть. Раньше, у меня был строгий планинг: ранний подъем, тренировки и ограниченное количество еды. Нет, тренировки-то пока никто не отменял, но я впервые соврала балетмейстеру о своем здоровье. Просто не захотела идти в театр.

Мне кажется, приди туда, то обязательно расплачусь.

В конце концов, в детстве балет не являлся моей мечтой. Я танцевала душой, получая расслабление от танцев, пока не появилась мама и ее жесткие требования.

Вес.

Ограниченное время.

Закрытость.

У балерины нет личный жизни, у нее есть только балет. Иначе она никогда не станет лучшей, а маме нужна только лучшая.

Теперь же у меня ни балета, вернее соло-партии, ни мамы. Хотя насчет второго в целом вопрос, не уверена, что когда-то этот человек считал меня настоящей дочерью.