Не ангелы

Не ангелы

   Я люблю этот город. Серый камень набережных, и серую же воду каналов, завитушки архитектуры и дождь, серые ночи в начале лета, в которые людям непривычным сложно уснуть. Строгость и суровую красоту, влажный воздух и ветер.

   Сидеть на берегу и кидать камни в Неву, чтобы чайки, дуры, реагировали на всплеск и подлетали в поисках вкусненького, но тут же, с криками, улетали прочь. Или гулять ночи напролет без цели и даже примерного направления, бродить двориками, сидеть на крышах без надежды увидеть звезды. Слушать шум и чувствовать пульс его, ровный и, может, чуточку быстрый, как у хорошего человека с амбициями.

   Да, я люблю этот город.

   И людей его тоже... люблю.

   Сегодня прохладнее, чем обычно, но этого не замечаешь, погруженный в раздумья. Да и вообще, если честно, не замечаешь.

   О, этот выбор! Всегда наступает время, когда приходится что-то решать. Делать или не делать, и от сознания того, что как прежде уже не будет, холодеют руки. Но выбор уже сделан, так почему же кошки скребут на душе?!

   Ее привезли на прошлой неделе. Лиза Заботина, двадцать лет. На фотографии в паспорте милейшее создание, именно такими должны вырастать ангелочки, которых рисуют на открытках: светлые волосы, ямочки на щеках, пухлые губки, в синем взгляде невинность и искорки смеха. Казалось, что пахнет она медом и молоком, как ребенок. На каталке же застывало тело: множественные переломы, пробитое легкое, большая потеря крови. Девушка возвращалась домой...

   Я не мог дать ей умереть. Отвлечь медсестер было плевым делом. Пара часов операций, за которые собирал ее заново, переливания и - "состояние стабилизировалось". А маленьких дырочек на шее никто не заметил. Да и заметил если, пожал лишь плечами. Через день перевели в общее отделение, девушка, что была на краю смерти -- какая банальщина и, в то же время, чистейшая правда, - поправлялась быстро, слишком быстро для человека, да и человеком-то, по сути, уже не была.

   Всегда интересовала эта грань, переход от жития к не-житию, то состояние, которое испытывает мужчина, да и женщина тоже, но у них это должно быть еще тоньше, то чувство, когда ты понимаешь, что изменился. Не мозгом понимаешь еще, а внутренним чутьем, всей своей натурой.

   Моя история оказалась простой. Ночь, клуб, жгучая красотка, бьющая наповал своей энергией, страстные поцелуи -- после и до, боль, столь сладкая, что хотелось встретить с ней смерть, безумие и... номер какой-то гостиницы, где очнулся поутру. Раскалывалась голова, в зеркале отражалось темноглазое умертвие, а на шее красовались две маленькие ранки, которые успели уже затянуться.

   Красавицу эту больше не видел, и до сих пор не до конца понимаю, почему не убила, ведь я был так близок к забвению. Возможно, хотела поделиться "даром", как шептала тогда жарко в ухо, примериваясь к пульсирующей жилке на шее, но я не слушал ее или слушать не желал. Может, еще что, но это сейчас не важно, ибо было давно, и не правда.

   Сейчас куда как важнее решить, что делать с девушкой. В ней уже просыпается жажда, и скоро она станет нестерпимой. А это не может не пугать.

   Иногда кажется, что не я смотрю на город, а город на меня. Уставится тысячей окон и подмигнет тысячей другой, а то задернет шторы, мол, не вижу, а сам подглядывает.

   Наверное, я схожу с ума. Наверное, нужно поспать. Еще бы этого хотелось.

   - Как выписали?

   Похоже, лицо у меня было идиотское, потому как регистраторша сочувственно вздохнула.

   - Так, выписали. Поправилась она, вот и отправили девочку домой. И документ остался, что отказывается от дальнейшей медицинской помощи, так и сказала, мол, все хорошо, отлежусь пару дней, и на работу.

   - На какую еще работу?!

   В груди что-то екнуло и оборвалось.

   - Ну так, с детишками она вроде возится, в детском садике каком-то.

   - В каком еще детском садике?

   - Ну откуда я знаю? - возмутилась женщина, сердито всколыхнув грудями. - Их столько, этих садиков... эй, Даниил, Даньк, ну ты чего?

   Тревога пустила корни. Юный, голодный и совсем бестолковый вампир среди маленьких человечков. При мысли о том, что она может сделать, скрипнул зубами. В глазах женщины появился испуг. Пришлось взять себя в руки, спросить, добавляя в голос капельку ласки и тепла:

   - Теть Мань, а телефончик ее можешь дать? Очень надо. Я же знаю, у тебя все есть, все записано.

   Мария прищурилась хитро, пухлые губы изогнулись в улыбке.

   - Понравилась, да? Да ты глаза-то не опускай, вижу, что понравилась. А что, хорошая девочка, приветливая. Тебе вон просила передать благодарности, сказала, что травматологов представляла себе как людей страшных, ан нет, весьма милые... слыш, милым тебя назвала. Да не егози ты так, дам тебе адрес. Телефона нет, уж извини. Что не сделаешь, чтоб молодые были счастливы.

   - Даниил Сергеевич, вас просят во вторую операционную.

   Медсестра с распахнутыми, вечно удивленными глазами, явилась, будто черт из табакерки. Пришлось идти.

   Город этот разлучает нас. Кружит судьбы, будто снежинки на ветру, кружит, путая в лабиринтах двориков и забывая на площадях.

   Город сводит нас. Прячет солнце, чтобы проще было разглядеть тепло сердец и искренность улыбок и побуждений.

   Город наш такой же как мы...

   Адрес Лизы в тот день я так и не достал. Как и в следующий. На третий тетя Маня дала его, многозначительно улыбаясь, всем своим видом показывая, что она-де за "счастье молодых".