Не беда!

Не беда!

- Деда-а! Леший! Ле-еший!

- Чего орешь? Тут я.

- Тут – это где?

- Аргх, люди!

На секунду воздух перед Машкой завихрился, взбаламутив золото опавшей листвы, и из вихря выскочил взлохмаченный старичок.

- Где-где, - бурчал он, вытаскивая из пышной бороды ветки и хвою. – То ты не знаешь, бестолковый ребенок, где я!

- Ага, как же, знаю, - насупилась в ответ Машка. – Ты то там, то тут, а в то же время – рядом и нигде… ай!

- Не путай деда, а то и взаправду, в родном лесу потеряюсь, - пригрозил в ответ леший, глядя на потирающую макушку девушку, и тепло улыбнулся. – Давненько ты не захаживал, ребенок, вона как вымахал!

- Да все времени как-то не было… - Машка виновато опустила глаза, забыв про щелбан. – Ты уж прости, деда.

- Ой да брось, - махнул рукой леший и уселся на пень. – Знаю я, что вы, люди, все спешите куда-то, бежите, торопитесь, а времени у вас, видите ли, все равно мало, да ни на что не хватает. Впрочем, оно, отчасти-то, понятно, срок у вас краткий…

- Деда!

- Молчу, молчу.

Машка пристроилась на тот же пень, что и старик, и тяжко вздохнула: рост больше не позволял свободно болтать ногами. Леший то ли не заметил, то ли сделал вид.

Шурша падали листья, устилая землю золотым ковром; изредка небосвод пересекали клинья перелетных птиц, оглашая округу прощальными криками. Осень вступала в свои законные права, стирала летние краски и навевала тишину. Лес готовился к долгому сну и наслаждался последними теплыми лучами солнца.

- Деда?

- Ой-та?

- А счастье есть?

- Еще бы! – встрепенулся леший и настороженно покосился на Машку. – Ты чего это, ребенок? Никак хандришь?

- Угу, - вздохнула девушка. – Просто как-то… пусто, что ли. И не понятно, зачем все – жизнь эта дурацкая, деятельность какая-то. Бессмысленно все. Вот живем-живем, а потом помрем – и все, пустота и забытье… ай!

- Ты мне тут порассуждай еще, мелочь пузатая, - леший отвесил Машке подзатыльник, такой же, как и много лет назад, и стал будто бы выше, старше. – Смысла ей, понимаешь ли, не хватает! Жизнь дурацкая у ней значит, да? Ой выпорю я тебя шчас, ох и выпорю!

Если бы кто-то проходил мимо той лесной полянки, то увидел бы, как за молодой девушкой вокруг широкого пня гоняется старичок с хворостиной, что-то покрикивая да браня старые суставы. Но никто не гулял по лесу, и некому было узреть ту картину.
 

***

Солнце уже клонилось к закату, когда Машка вздохнула и спрыгнула с пенька.

- Пора мне, деда.

- Агась, - с довольной миной отвечал леший, почесывая белку за ухом. – Береги себя, ребенок. И старика не забывай, заглядывай!

- С радостью! – глаза девушки светились радостью.

- Деда? – спросила Машка, обернувшись через десяток шагов. – А все-таки, в чем оно, счастье-то?

- Знаешь, ребенок, - леший блаженно потянулся и подавил зевок. – Я понятия не имею, какое оно, людское счастье, а у нашего брата есть присказка на всяк тяжелый случай. Да ты и сама ее прекрасно помнишь! Ну-ка?

Лукавый взгляд старика заставил Машку рассмеяться. Когда она снова смогла нормально дышать, поляна уже опустела, остался только старый широкий пень.

Машка выходила из леса, когда в глаза ей ударил свет закатного солнца, доселе скрываемый стволами деревьев. Щурясь и не стараясь сдержать улыбку, она повернулась к светилу лицом, раскинула руки в стороны и закричала так громко, как только могла, так, чтобы все слышали:

- Не беда! Главное, что солнышко греет!