"НЕ БРАТ". ЮЛИАННА ОРЛОВА, BAMBIE
—Что ты ему позволила, сестричка? — толкает меня к стене и с силой прижимается вплотную, выбивая весь кислород из легких.
—Какое тебе дело до этого, а?— пытаюсь вырваться, но захват усиливается. Ненавижу тебя!
—Все позволила, да?— рычит грубо в лицо, обхватывая двумя пальцами за подбородок. В глазах плещется адская смесь, что спалит меня без остатка.
—Пошел к черту!
***
Он мой сводный брат. Наглый, грубый, порочный. Доводит меня до белого каления и пытается вывести на эмоции. Возомнил себя невесть кем! Вот только с каждым разом наши ссоры выливаются во что-то запретное и такое же темное, как и взгляд, которым он на меня смотрит.
***
ГЛАВА 1
АДЕЛЬ
Мама сжимает мою руку похолодевшими от явного волнения пальцами и переводит на меня горящий взгляд. Я ее понимаю, я за не рада, но сама мысленно посыпаю голову пеплом. Мы уже подъехали под особняк Муромцевых.
Выразить радость не могу, потому что я слишком хорошо понимаю ситуацию…и то, что мне придется пережить в стенах дома теперь уже мужа моей матери.
—Марьяша, Адель, добро пожаловать, — нас встречают тепло. Мой отчим коротко целует маму в губы, обнимает. На взрослом лице, усыпанным неглубокими морщинами, отпечатывается нескрываемая радость.
Мне как человек он нравится, по крайней мере, он не успел сделать ничего плохого, а значит отношение у меня к нему ровное. Но не к его сыну…это ведь исчадие ада.
Я киваю и тихо здороваюсь, когда мой взгляд напарывается на одиноко стоящую фигуру у двери. Он прижимается плечом к косяку и с коварной ухмылкой поглядывает на меня. Взгляд не обещает ничего хорошего, потому что Илья Муромцев меня ненавидит.
Он это ясно дал понять в первую встречу, во вторую снова макнул лицом в грязь, вот почему сейчас я даже не пытаюсь делать вид, что все хорошо. Настроение падает в ноль.
Пока мама с Пал Палычем о чем-то говорят, а сотрудники Муромцева помогают достать чемодан, я пытаюсь подумать о чем-то хорошем. Как можно вообще в данном случае думать о чем-то хорошем?
Не получается совсем, ведь в лопатки лупит открытый огонь, ненависть меня буквально выталкивает за ворота. Я бы и ушла, но как? Когда сказала “все ок, меня все устраивает, мам. Не волнуйся”.
—Адель, ты бледная сегодня. Хорошо себя чувствуешь? — я вымученно улыбаюсь и киваю, а Пал Палыч меня за ладошку берет и в сторону от дома ведет. — Может пока посмотришь комнату, которую мы выделили для тебя? Илья покажет, а ты сразу говори, если вдруг что не нравится — тут же исправим, — с участием обращается ко мне, в глаза заглядывает. В них плещется столько добра, что я готова расплакаться. Почему отец такой хороший, а сын у него просто катастрофа?
—Ну что вы…
—Ты, — тут же поправляет меня, уже посматривая серьезно.
Да я вечно забываю, что он против “выканья”, ведь мы теперь — почти родственники, да? Ежусь, потому что на это внимание Илья реагирует своеобразно, шепчет что-то, небось проклятия.
С такого расстояния не увидеть, зато легко почувствовать арктический холод.
—Спасибо…тебе, вам с Ильей, уверена, комната прекрасная, — лицо сковывает в одном выражении. Мне стоит выразить свои чувства ярче, но не получается совсем.
В итоге на деревянных ногах иду в сторону дома, в сторону человека, который готов меня размазать по стенке. Каждый шаг отпечатывается новой раной в груди. За что можно так сильно презирать человека?
Решаю не пытаться быть любезной.
Илья складывает руки на груди и играет мышцами, коих у него в достатке. И будь он не таким говнюком, я бы даже могла сказать, что он приятной наружности. Но пока…
—Добро пожаловать в ад, моя дорогая сестричка, — Муромцев перехватывает меня за талию и прижимает к себе. Со стороны похоже на объятия, но по факту его губы проезжаются по виску совсем не дружелюбно.
Он будто бы пытается меня зубами задеть, а ладонь с силой впивается в кожу, оставляя глубокие борозды ненависти.
Рядом с Ильей я становлюсь напряженнее, он меня подключает к бесперебойному питанию и заставляет страдать от разрядов тока, как на электрическом стуле.
Какой же ты! Уф!
—Ты мне не брат, Илья, — шепчу коротко. Меня передергивает от отвращения. Хочется вмазать по самодовольному лицу, но вместо этого я дергаюсь и пытаюсь вырваться из захвата. Муромцев смеется на все мои потуги.
—Даже представить себе не можешь, что я с тобой сделаю, — облизывается и наклоняется ближе, не сводя с меня огненного взгляда.
Угроза для меня явная, понятная. Жить в этом доме он мне попросту не даст.