Не для меня

Ледяной, насыщенный стылой влагой ветер с реки ворвался в дом, принося с собой запах гари и заунывные звуки. Вальтер осторожно выглянул в брешь в стене, оставленную осколками авиационной бомбы.

- Не надо! Еще слишком светло. Тебя пристрелят как собаку! – попытался остановить его Альфред. Но, Вальтер лишь отмахнулся, пытаясь понять, откуда ветер донес до них тоскливые звуки. Улицу, заваленную обломками стен, присыпало снегом, пополам с пеплом. В густых сумерках дом напротив, чернел провалами окон и дверей. Звук доносился оттуда. Вальтер отпрянул назад, не дожидаясь, когда начнут стрелять с той стороны. Альфред недовольно смотрел на товарища.

- У русского острый глаз. Нас было когда-то 180 человек, осталось только семь.

Альфред – пулеметчик. Еще совсем недавно в роте числилось 14 пулеметчиков. Печальную статистику потерь Вальтер знал хорошо. Он видел, как быстро растет лес могильных крестов. Каждый день, каждый час здесь гибнет сотни солдат. Поначалу задаешь себе вопрос «Когда придет твоя очередь?». А потом просто не думаешь о смерти. Крадешься, прячешься, стреляешь… И ждешь.

- Русские поют. Опять. Как и вчера.

Альфред скривился.

- Ты про этот вой?

С рассветом к тем немногим живым, которыми командовал Вальтер пришло подкрепление – две сотни солдат во главе с белобрысым унтер-офицером. Тот самый дом, напротив, в руинах которого засели русские стал нашей целью. Унтер-офицер, которого звали Иозеф Шаффштейн, приказал наступать. Мы, безропотно пошли на штурм. К обеду нам удалось продвинуться на двадцать метров, к вечеру под шквальным огнем еще метров на десять. В сумерках нас атаковали с флангов. Русские появились оттуда, откуда мы их совсем не ждали. Захваченные нами здания вновь заполнили фигуры в серых шинелях и меховых шапках-ушанках. Под стрекот русских автоматов-пулеметов, нам пришлось отступить. На следующий день, все повторилось. Только вместо десятерых, мы потеряли двенадцать. Погиб и Иозеф Шаффштейн. В этот раз мы отступали под вибрирующий рев советских самолетов. Над нашими головами проносились крылатые машины, среди которых глазастый Альфред опознал «Ил-2». На наши головы сыпались бомбы, сея смерть. Сталинград – это ад на земле, успел изречь ефрейтер Отто, перед тем как его посекло осколками. И Вальтер не мог с ним не согласиться. Еще ни разу он не сталкивался со столь ожесточенным сопротивлением русских. Они атаковали ежедневно, с боями завоевывая каждый метр, чтобы затем быть отброшенными назад.

К ночи, Вальтер и Альфред оказались в развалинах того же дома, что и два дня назад. В темноте авианалет прекратился и лишь с завидной регулярностью где-то совсем рядом раздавались длинные пулеметные очереди. Альфред сосредоточенно наматывал на голову и шею, какие-то тряпки для утепления. Стало еще холоднее, выпал снег. Кроме русских с их смертоносным оружием погода тоже собирала свою жатву. Сколько солдат отморозили себе ноги не перечесть. Вальтер видел и насмерть замерзших пехотинцев. Альфред закончив утепляться, заметил ни к кому конкретно не обращаясь.

- А наших зениток и не слышно. Русские летают совсем низко, не бояться.

Вальтер тоже обратил на это внимание. Что на это сказать он не знал. За стеной сквозь свист ветра и стрекотание русских ППШ вновь раздалось тоскливое, заунывное пение.

- Дьявол! – просипел Альфред. – Вновь они воют, ты слышишь?

Последующие три дня и три ночи, Вальтер, Альфред, и другие солдаты не смогли и носа высунуть из развалин. Русские давили плотным огнем из автоматов и противотанковых ружей. Работал и снайпер. От его руки пали трое. Начались перебои с провиантом. Пришлось сократить порции. Утром четвертого дня, в конце улицы появились русские танки. Огонь по нашим позициям усилился. Сколько погибло в тот день, Вальтер не знал, но раненых оказалось огромное количество. К ночи опять все успокоилось. Альфред убедился, что канонада стихает, а затем сосредоточенно стал копаться в своем вещевом мешке. Вальтер смотрел на друга одновременно с интересом и сожалением. Альфред, окончив свои изыскания, сообщил:

- Еды совсем мало. Одна буханка хлеба на семь человек.

- На втором этаже, за разрушенными колоннами Вернер слышал кошку. Можно ее изловить и сварить.

Альфред поморщился.

- Не знаю, какой из кошки бульон. Лучше тогда есть конину.

Вальтер вздохнул.

- Лошадей у нас нет. И надежды тоже. Мы практически отрезаны от основных сил. Нас окружили, зажали в…

Резкий и мощный порыв ветра – будто огромный великан дунул изо всех сил – прервал разговор. Им на головы повалили мокрые хлопья снега. А вместе с холодом дыхание великана принесло из-за стены и звуки – длинные автоматные очереди, разрывы снарядов и высокое, наводящее тоску пение. Альфред застонал.

- Снова, эти сукины дети, взялись петь!

Вальтер прислушался. Пели гораздо ближе, и, кажется в этот раз гораздо больше голосов. Было в этих звуках кроме тоски еще некая роковая мощь, затаенная сила, которую никому не остановить.

- Альфред, ты знаешь русский?

- Нет. Так пару слов и только. Зачем тебе?

- Хочу понять, о чем они поют.

Альфред задумался на мгновение.

- Рябой Герман знает русский. Герман!

Вслед за рыком Альфреда раздались два сухих, одиночных выстрела из винтовки. Стреляли рядом, за соседней стеной. Не успело стихнуть эхо выстрелов, как в дальнем, самом темном углу зашевелились. Показалась сутулая фигура, обернутая в подранную рогожу. Вальтер поманил солдата, знаком показывая, чтобы тот пригнулся. При приближении Герман оказался рыжим, прыщавым юнцом. Голову его венчала словно терновый венец криво и неумело наложенная циркулярная повязка.

- Знаешь русский?

- Да, господин ефрейтор!

- Слышишь песню?

- Да, господин ефрейтор!

- Сможешь перевести?

Герман стал переводить, запинаясь и подбирая слова. Альфред и Вальтер напряженно слушали.