Не герои

Глава 1

Не так давно, в местах не столь отдалённых, доживал свои последние дни маленький мальчик. Всё случилось так быстро и буднично, что никто толком и не заметил. В общей столовой на утреннюю раздачу пайка прибыло сто семьдесят чумазых сорванцов, мал-мала-меньше. Все как один худенькие, с тоненькими, как тростинки, ручками и ножками, с маленькими колючими глазками, проворные и настырные. Они вбежали в просторный зал с жёлтыми как сажа стенами, и, опрокидывая стулья, наперегонки устремились к заранее расставленным на столах мискам с жидким подобием каши, размазанной по самому дну. Впрочем, кашу было невозможно есть, её шалопаи обычно использовали вместо клея, а вот что касается двух маленьких брусков чёрного хлеба, прилагавшихся к каждой миске — они-то и были предметом утренних мечтаний каждого из ста семидесяти сорванцов. Наступая друг другу на ноги и пихаясь локтями, каждый бежал к своей порции, наплевав на строй и порядок, не говоря уже о правилах приличия: кто-то из старших пустил слух, что с первого октября постановлением Президента в детских домах запретят хлеб, а на дворе стояло как раз-таки тридцатое сентября. Последние дни все запасались хлебом кто как мог. Одни напихивали в наволочку, другие раскладывали ровными рядами под матрас, чтобы в голодный год ни в чём себе не отказывать. Некоторые же, не удержавшись, съедали всё на месте.

Через минуту столы были пусты, всё подчищено и попрятано в карманах и складках казённой одежды. И только в этот момент в столовую, влетело тучное тело Аделаиды Тихоновны — воспитательницы младшего отделения.

- Без команды не есть, - запыхавшись, выкрикнула она запоздалое предупреждение, обмахивая раскрасневшееся лицо журналом, – Ах, проклятые, опять! Ну что ж, всё равно будете сидеть, пока всех по списку не проверю.

Присмиревшие сорванцы покорно расселись по местам. Кто-то дожевывал свой хлеб, кто-то, превозмогая рвотные позывы, уплетал так называемую кашу, третьи тихонько переговаривались и рыскали глазами по сторонам, думая, как бы улизнуть или нашкодить.

Аделаида Тихоновна, вооружившись очками без дужек, зачитывала фамилии из тетради и ставила галочки химическим карандашом, услышав в ответ «здесь!».

Всё протекало размеренно и буднично, как и в любой другой день. Но примерно в середине списка дело решительно встало. Некто Степнов — чья фамилия ровным счётом ничего не говорила ни Аделаиде Тихоновне, ни остальным ста шестидесяти девяти оборванцам – не отзывался.

– Степноооов, – зычно позвала воспитательница, на случай, если мальчик вдруг глухой. В младшем отделении такие имелись. Но он всё равно не отзывался.

– Ну, будем искать, - сурово произнесла Аделаида, – А остальным – сидеть здесь, пока не отыщем. Не хватало ещё одного беглеца.

Внезапно один неимоверно упитанный мальчик, с большим трудом проглотивший вязкую субстанцию, тоненько прокричал:

– Не надо искать, Аделаида Тихоновна, я уже его нашёл. Вон он, Степнов, под столом лежит.

Под дружный хохот маленьких шакалов, Аделаида Тихоновна протиснулась между рядами к тому месту, куда указал жирный мальчик, и лично убедилась в правдивости сказанного: Володька Степнов — щуплый светловолосый парнишка лет девяти, со впалыми глазами и нездоровым цветом юного лица, лежал без сознания под столом, сжимая в кулачке заветные хлебные корки.

– А, это он… – вздохнула воспитательница, – Опять, значит. Ну что же… Хоть так.

Подойдя к запертому раздаточному окошку кухни, она постучала и крикнула:

– Люся, звони в корпус, скажи, что у… как его, там… у Степнова, слышишь? Опять приступ!

Из-за фанерной дверцы донеслось басом:

– Ага.

И перекличка продолжилась с того же места. Где-то через два часа с небольшим, к главному выходу в здание детского дома подкатила санитарная машина. Внутрь вошли врач и медбрат. И почти сразу же вышли. Медбрат, чтоб не возиться с носилками, нёс прямо на руках маленькое, словно кукольное, тельце так и не пришедшего в себя малыша и маленький узелок с его личными вещами.

Окна всех трёх этажей облепили чумазые мордашки. Несколько сотен пар глаз следили, как Степнова увозят с территории детского дома в даль по просёлочной дороге. Опять.

– Ставлю два куска, – сказал кто-то, демонстративно потрясая в воздухе скукоженными корками, – Что он теперь не вернётся.

– Два куска, забились. – Донеслось в ответ.