Не гореть!

05. Французская горчица

Судьбу обмануть невозможно.

Потому что обязательно придет Рождество в качестве часа расплаты. В Рождество нельзя не поздравлять и нельзя не принимать поздравления, даже если целую неделю изображаешь крайнюю степень занятости. Кто – работой, кто – учебой.

Так ему – Денису – пришлось ехать в родовое гнездо Басаргиных и присутствовать на застолье с обязательным праздничным кроликом, запеченным в винном соусе.

Так ей – Оле – не осталось выбора, кроме как, глядя на имя, высвеченное на дисплее, в который раз заставить себя принять вызов.

- Денишек, - где-то в Киеве Маргарита Николаевна впорхнула в комнату, где ее отпрыску удалось хоть на время уединиться, и, перебивая длинные гудки в трубке, заголосила: - у нас горчица закончилась! А у меня еще заправка не готова для салата! Вот-вот Ксюша с Глебом приедут!

- Позвони им, пусть купят по дороге, - попытался отмахнуться Дэн.

- Они же с Крохой! Им неудобно будет! – всплеснула руками мать.

Одновременно с ее возмущенным возгласом гудки в телефоне прервались легким потрескиванием, и на другом конце страны негромко ответила Оля единственным словом:

- Привет.

- Мам, подожди, пожалуйста, с горчицей, а, - улыбнулся Денис и проговорил в трубку: - Привет! С Рождеством!

- Спасибо! Звонишь поколядовать? – и снова в ее голосе отчетливо слышны смешинки.

- Не, я не умею, - честно признался Басаргин. – Просто повод хороший дозвониться.

- Я телефон на беззвучный ставлю, если занимаюсь.

- Денис, с кем ты там? – атаковала в режиме реального времени маман. – Поговори со мной, я – мать!

- Сейчас, Оль. У меня тут семейный кризис – горчица закончилась, - рассмеялся Дэн и сказал уже матери: - Я договорю и схожу в магазин, подходит?

- Так бы сразу, - удовлетворенно прищелкнула языком Маргарита Николаевна, но вместо того, чтобы оставить его в покое, подошла ближе: - А в трубке что за Оля?

- Мама!

- Если эта Оля хорошая, зови ее к нам, балда!

- Мама! – Дэн снова попытался избавиться от родительницы, изобразив на лице хмурый вид.

- Я всего лишь предложила! – пожала плечами мать и демонстративно направилась к двери. Вышла из комнаты, но явно недалеко, до кухни она не дошла. Шаги замерли в соседней комнате.

- Прости, - усмехнулся Дэн, вернувшись к разговору. – Как успехи в учебе?

- Могло бы быть и лучше, но в целом не так плохо, как у других. Твоя мама всех твоих девушек приглашает в гости?

- Как все мамы, наверное. У тебя не так?

- Не так, - Оля в своем Харькове ненадолго замялась, но все-таки довольно бодро продолжила: - Причина наших семейных кризисов, по счастью, не горчица. Так, ерунда всякая.

- А с Артемом ты их знакомила? – завел Басаргин любимую песню.

В ответ на которую она традиционно не стала смущаться, а только задиристо расхохоталась.

- Прости, - сквозь смех выдавила из себя Надёжкина, – прости, но этот смертельный номер я не стану исполнять даже ради тебя.

- Смертельный для Артема?

- Для папы! Довольно ему одного отщепенца в семье.  

- Вот и бросай его. Не расстраивай папу.

- А если допустить, что я его люблю? Заставишь сравнивать кого люблю больше – папу или Артема?

- Нет, - Денис перевел дыхание и вышел на балкон. Помолчал некоторое время. Дурочка малолетняя со своим Артемом. Не мешок же на голову ей натягивать? Внизу появились Глеб с Ксюхой, видела бы их мама! Парамонов волок свою Кроху разве что не под мышкой, Ксюха деловито вынимала из машины традиционный «Киевский». И, задрав голову, весело помахала Дэну рукой. Он махнул сестре в ответ и проговорил: - Оль, ты когда возвращается?

- Нескоро. В феврале. Ты успеешь привести к маме парочку хороших Оль.

- Тебя подожду!

- Денис, я…

- Что?

- Счастливого Рождества, Денис.

- Тебе тоже.

И в трубке безо всяких отголосков праздника тонкой линией протянулась тишина, которая их разъединяла. 

Сунув телефон в карман, Басаргин еще постоял на балконе, совсем не чувствуя холода, не понимая, что происходит, и едва ли не впервые не представляя, что делать. В отличие от Маргариты Николаевны. Та всегда знала, что, когда и кому надо делать. Денису – идти за горчицей. Он усмехнулся и отправился в кухню.

Дражайшая матушка стояла у плиты и помешивала что-то в кастрюльке. Отец рядом с полным осознанием величия собственной миссии нареза́л огурец. Запах сосны, которым провоняли все комнаты, здесь смешивался с запахом дома, в котором он вырос.

А еще у мамы с годами совсем не менялся голос. И ровно так же, как когда ему было пятнадцать, она проговорила: