Не ходи за мной!

Не ходи за мной!

Не ходи за мной!

Говорят, если кому-то на протяжении долгого времени снится один и тот же сон, то это предзнаменование чего-то значимого: какое-либо предостережение, существенные изменения в жизни, переход на новый этап бытия и пр. Психиатры же считают сей факт «тревожным звоночком» и советуют «обратиться к специалисту».

Я не буду спорить ни с теми, ни с другими. Но пока у меня нет даже намека на хоть какие-то изменения в моем существовании. Может я просто псих? Не знаю. В моей жизни все как обычно: дом, работа, вылазки с друзьями на природу, поездки раз в год на море и раза два в неделю встречи с родителями. Своей семьей я не обзавелся. Ну что ж, бывает… А так, ничего сногсшибательного и грандиозного. Все у меня настолько стабильно и размеренно, что иногда, в своих обычных хлопотах, я даже забываю, что за днем всегда приходит ночь. А вот ее я боюсь. Нет, даже не так. Боялся я ее много лет назад. Сейчас же я просто в ужасе. В глубоком, безысходном ужасе. И кажется, этому кошмару не будет конца!

Когда-то я был уверен, что это не сон, а самая что ни на есть реальность, произошедшая со мной еще в детстве и преследующая меня всю жизнь, добавляя в мои сны все больше жутких красок и эмоций, заставляя каждый раз содрогаться от ужаса и просыпаться в холодном поту по среди ночи. В то же время, меня не покидает ощущение чего-то незаконченного, незавершенного. Я каждый раз пытаюсь уловить эту призрачную нить. И каждый раз, когда я вижу ее, пытаясь за нее ухватиться, я просыпаюсь…

***

Все мое детство и юность прошли в небольшом сибирском городке. В начале 2000-х все предприятия (а было их всего четыре – пять) по-тихому сворачивали свое производство. Кто-то разорился, чье-то предприятие, выкупленное «большими дядями», переводило свою деятельность в крупные города. Население, оставшись без работы и, как следствие, без средств к существованию, на скорую руку продавало все, что можно было тогда продать и, разъезжалось кто куда за лучшей жизнью. Брошенные дома на окраинах городка превращались в своеобразные пустующие лачуги с забитыми окнами, с заросшими травой участками (бывшими когда-то огородами) и разрастающейся «славой» «Домов с привидениями».

Может быть местным бабулькам не о чем было уже посудачить, кроме как сочинять разного рода небылицы. А может быть, обеспокоенные родители, дабы их чада не совались куда ни попадя, «кошмарили» своих отпрысков байками про дома с «бабайками». Но факт остается фактом. Слухи о том, что возле одного из таких домов то слышали жуткий вой, то видели фигуру в белом, не прекращались.

Особой славой пользовался один из домов, прозванный «Цыганским», в котором, по словам сторожил, проживала цыганская семья. Дом стоял на самом отшибе, за высоченным забором и железными воротами. Говорили, что поселились в нем цыгане еще в 80-х годах. Долгое время промышляли продажей наркотиков и криминальными абортами. Распространение ими разного рода «дури» начало принимать катастрофические масштабы. Но цыгане везде смогли «договориться». Народ, особенно молодежь, толпились у ворот этого дома круглыми сутками.

И не известно, сколько это все бы продолжалось, если бы в середине 90-х на должность начальника местной милиции не назначили бы одного майора. Человеком он был жестким и принципиальным. Его люди смогли вычислить и взять с крупной партией «наркоты» сына главы цыганского семейства. Ему самому было поставлено условие: сына выпустят и закроют дело в том случае, если он соберет всех своих домочадцев и, они все вместе «дружною ордой» покинут город в течении трех суток.

Цыгане собирались в огромной спешке, побросав практически все, что не могли унести с собой. Свой многочисленный скот распродавали за бесценок соседям, чему те были несказанно рады. И вот тогда, говорят, старая цыганская повитуха и прокляла этот дом.

После отъезда цыганей, об этом доме и поползли разные слухи. Некоторые говорили, что по ночам во дворе слышно женский старушечий голос, который то бормочет что-то непонятное, то выкрикивает проклятья на цыганском языке. Также поговаривали, что из самого дома часто доносился детский плач. Люди считали, что это души убиенных цыганской повитухой нерожденных младенцев, тельца которых она, якобы, использовала в своих сатанинских ритуалах. И хотя дом был очень большой и добротный, со множеством с хозяйственных построек и таким же большим участком, люди старались обходить его стороной. А уж о том, чтобы поселиться в нем, и речи быть не могло. Две соседские семьи в течении месяца уехали из своих домов. Это дало еще больше поводов для пересудов и, за домом прочно закрепилась слава «проклятого».

В то время мне было лет тринадцать. Я и мой друг Серега были обычными дворовыми пацанами. Жили в одном дворе, учились в одной школе. «Серый» был старше меня на год, о чем постоянно мне напоминал, когда дело доходило до «кто первый». Школа особенного энтузиазма не вызывала. Наши родители были вечно на работе, которую как-то чудом умудрились сохранить. Последний оплот культуры, наш местный ДК, медленно и уверенно скатывался в небытие. Так что мы, предоставленные сами себе, день за днем слонялись по улицам, выискивая на свою *** (голову) приключений.

Это случилось в середине лета. Июль, жара, каникулы. На речку уже не хочется, на дачу с родителями, на ненавистную картошку, тем более. Поэтому, я, отпросившись ночевать у Сереги, клятвенно пообещал родителям, что в десять вечера мы будем спать, как сурки. Забыл только им упомянуть, что родители Сереги на все выходные уезжают на дачу.

И вот, собрались мы под вечер в дворовой беседке. Я, Серега и еще пять человек с нашего двора, трое пацанов и две девчонки. Разговор «ни о чем» плавно переходит на местные «страшилки». Опять кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал. И тут Ленка говорит:

- А вы знаете, что на прошлой неделе двое бомжей в «цыганском» доме пропали. Те, что каждый день у нас на рынке тусовались. Говорят, они в том доме что-то искали. Ночью слышали их крики. И все, тю-тю, не видно больше этих бомжиков.