Не к ночи будь помянута. Часть 1.

4

Тишина.

Тишина Великая и Первичная.

Она была всегда. И она же была – тьма.

Я находилась прямо посреди неё, в её вечной глубине, я плыла в ней, нет, не плыла, я была неподвижна.

И больше – ничего. Исчез мучительный гул, бессмысленные монотонные звуки, бесчисленные голоса. Как хорошо. Я умерла. Вот и всё.

Вечность. Позабытое ощущение лёгкости  и покоя. Меня больше не будет. Так вот как это бывает. Я была снаружи, а не внутри - прямо вокруг тела, в воздухе. Но воздуха тоже не было, как не было света и звуков. Ничего.

Ничего, кроме одного вопроса. Он родился во мне, и я должна была ответить. По-другому нельзя. То был выбор пути.

И я ответила. Это было как выдох, как движение во сне, как прикосновение холодного ветра к голой коже, как завершающий мазок на картине…

Это было ДА.

А потом я засияла во тьме. Я не могла этого видеть, но знала. Я стала светом.

Время исчезло. Для меня. Но всё-таки оно было. Где-то там… Может, прошла минута, может, сутки или год. И в тишине появились звуки. Они, конечно, были и раньше. Знакомые. Очень знакомые.

Я дышала.

И у меня билось сердце.

И в ту секунду, когда я это осознала, целая буря мыслей и эмоций вдруг навалилась на меня, грозя раздавить. Безотчётный страх, сожаление, бурный восторг, умиление, злость, обида – всё смешалось, а потом разделилось на фракции и легко успокоилось.

То были мои мысли.

И я могла думать совершенно безнаказанно, не рискуя  взорвать мозг приступами боли, не вызывая страшных и мерзких фантомов. И я всё помнила. Всё.

Я вздохнула глубоко и свободно. Воздух наполнил лёгкие и опьянил.

Я поняла. Такое бывает. Люди перед смертью иногда вспоминают, то, что давно позабыли. Паралитики начинают двигаться, слепые прозревают. Неужели я должна пройти и сквозь это? Вот он, последний подарок.

Я вновь вздохнула. Как неприятно пахнет. Неужели от меня?

А может быть, я смогу.... Я задержала дыхание, заволновалась и… пошевелила пальцами руки. По коже будто просыпался мелкий песок, скользнула  хлопковая простыня, ногти чуть царапнули ладонь.  Этого не может быть.

Сердце забилось сильнее.

А  сейчас… только попробовать… в последний раз, пожалуйста.

Один. Два. Три. Четыре. Пять.

Я  открыла глаза.

И тут же испугалась, судорожно вдохнула и зажмурилась от нестерпимо яркого света.

Какое-то время я неподвижно лежала с закрытыми глазами, пытаясь успокоиться. Ещё раз. Осторожно. Спокойнее. Это всего лишь  полутьма – то ли вечер, то ли утро, то ли ночь, и слабый ночник горит на столе.

Лёжа на спине и постепенно приходя в себя, я оглядывала свою тюрьму. Коричневые розы на старых обоях. Картина в тусклой раме. Трещина на потолке – раньше её не было. Тёмный шкаф. Тяжёлые складки портьер.

Я вижу. Я хорошо вижу. Господи, я вижу!

Сердце билось размеренно и сильно. Воздух входил и выходил. А вокруг были вещи, и цвет, и свет…

А если попробовать… если получится…

Я вновь разволновалась, несколько секунд не могла решиться и, наконец, легко подняла руку и посмотрела на неё.

Господи! Что это? Это моя рука. Нет. Как же так?

Не в силах оторваться, я смотрела на тонкие грязные пальцы, на маленькие ногти. Это не настоящее, нет, так не бывает.

О, заберите кто-нибудь меня отсюда, проводите куда надо, если есть куда идти, а если нет – дайте исчезнуть навечно, и всё. И всё!

Я закрыла глаза, и некоторое время полежала, обдумывая. В голове прыгали тысячи мыслей, но они были легки и здоровы, с ними легко было справиться. Это мой последний бред. Скоро всё кончится.

Но что-то удалое и лихое будоражило и спешило – нет, нет, всё взаправду, это не смерть, нет, нет.

Неожиданно для себя, по велению тела, уже ни о чём не думая, я потянулась, выгнула руки и ноги, и ощутила, как легко работают суставы, как изгибается спина и шея. Согнула ноги в коленях. Сжала кулаки и вновь растопырила пальцы. Невероятно. Легко.

Запах. Мерзкий запах. Песок. Раздражает. Не хочу.

Неприятно во рту. У меня во рту… камни? 

Я повернула голову и выплюнула на подушку серую вязкую массу и… собственные зубы. Тут же сунув дрожащие пальцы в рот, ощупала дёсны. Все зубы были на месте. От них исходила слабая тянущая боль и зуд – как от заживающей болячки.

У меня есть зубы. Свои, настоящие. Да что же это такое?!

Я прикоснулась к лицу, к волосам, всё больше и больше дивясь и ужасаясь.

Тревожное неприятное ощущение возникло сначала слабо, будто намекая, потом сильнее, и вдруг желание возникло дико и отчётливо, так, что меня передёрнуло.

Я страшно хотела есть и пить.  До боли. До безумия. Я застонала, впервые за много лет услышав свой хриплый голос, но это уже не волновало.

Я села на кровати, попыталась встать, но ноги не послушались. Запутавшись в простыни, я упала на ковер.

Стол, там она что-нибудь оставила. Я рванула ползком, схватилась за столешницу руками и подтянула тело. Чёрт, как же я голодна! Здесь должно быть, я же помню! Я хватала что попало – пузырьки, ложки, газету... Не то, не то!

Сметя всё на пол, я со злостью опрокинула стол и встала на ноги, опираясь на его ножку.

 Что это на мне? Мерзость! Вонючие тряпки! Я рванула ворот дряхлой ночной рубахи и с треском разодрала её до подола. Между ног болталось что-то непонятное, тяжёлое, раздутое, словно вата. Гадость, фу! Задыхаясь от нетерпения, я скинула с себя всё и теперь отряхивалась от чего-то сыпучего и налипшего.

Освободившееся тело быстро наполнялось теплом и силой. Я хочу есть! Очень, очень хочу есть!

Я побежала по комнате, по тёмному коридору. Всё не так. А как было? Не важно!