Не к ночи будь помянута. Часть 1.

13.

В небе надо мной кружились голуби. Мальчишка, чудом удерживаясь на дощатой крыше, гонял их длинной жердиной. На нём была длинная рубаха, кепка, похожая на блин, но не было штанов. Пацан пронзительно свистнул, и разномастная стая пошла на новый круг.

Город был залит светом и пах морем. В окнах двухэтажных приземистых домов отражалось солнце, зеленели герани. По уходящей вниз улице шли люди, поднимая лёгкую пыль. У одних были узлы и котомки, у других вёдра со сливами и абрикосами. Мимо прошёл чумазый мужик, толкая перед собой скрипучую тачку с углём. Толстоногая девица в красном платке несла в руках объёмную связку газет.

Я понял, что сейчас увижу и обернулся.

Девушка ехала на велосипеде с высокими узкими колёсами. Велосипед был ей велик, и она ехала, не доставая до седла, просунув одну ногу под раму. Белое в крапинку платье хлопало на ветру, в косах, завязанных как два кренделя, трепыхались коричневые ленты, тонкие руки сжимали растопыренный руль. Проезжая, Ада посмотрела мимо меня, сбавила скорость, и, перестав нажимать на педали, поехала вниз, стараясь не попадать на участки с мелким песком.

- Луговой! – гаркнули мне в ухо.

Проснувшись, я от неожиданности дёрнулся и опрокинул тетрадь и учебник. Люди в аудитории заржали. Шутки в духе Петровича, будь он неладен!

- Что, бурная ночь? Или вагоны со спиртом разгружали?

- Извините, Вадим Петрович.

- Спасибо, что не храпели! Покиньте аудиторию! Быстро, я сказал!

Народ кругом возрадовался яркому моменту. Вот прыщемозглое создание! Человек воспитанный промолчал бы, ну или разбудил бы деликатно. Хорошо, хоть не этому уроду экзамен сдавать. Я собрал вещички и гордо покинул зал.

Если уж вляпался в дерьмо, так надо устраиваться поудобнее. Я не стал скорбеть по недослушанной лекции скучного Петровича, а, пока нет очереди, пошёл в столовую, накупил первой попавшейся еды и два кофе и устроился у окна. Когда покончил с первой тарелкой, зазвонил телефон.

- Ну как? – спросил Серёга.

- Никак. – ответил я.

- Тимур своих подключил?

- Говорит, делает что может.

- Я по больницам сегодня ещё раз обзвонюсь и… ну, в общем…

- И по моргам.

- Да не дойдёт больше до этого, не каркай. Слушай, может она в свою деревню укатила? Как, говоришь, у них местность называлась?

Я уже не помнил, как называл Серёге деревню придуманной тётки.

- Не важно. Спасибо, Серёга.

- Да пока не за что. Ну, бывай.

В морге мы были вчера. Серёга позвонил ближе к полуночи, когда я безрезультатно рассекал по ночному городу - сначала долго мямлил, а потом сразу огорошил. До этого я ни разу не был в подобном заведении, и меня сразу взбесило, насколько там мило и уютно. Сидят себе, чай пьют, телевизор смотрят. Нас провели в холодный зал с полками в два ряда и с грохотом выкатили небольшого человека, покрытого клеёнкой.

И тут я впервые после смерти отца познал горе. Оно захлестнуло внезапно, как холодная волна, и захотелось взвыть, закричать, сокрушить этот долбаный зал с глупыми полками. Боясь дышать, слышать и видеть, я неподвижно стоял, сдерживаясь изо всех сил.

Серёга сам откинул клеёнку. Не она. Я понял сразу. Не она! Лицо девушки было разбито, но она была явно старше и шире в костях.

Я отрицательно потряс головой и молча вышел.

- Выпить тебе надо. – сказал Серёга на крыльце морга. - А то выкинешь какую хрень, потом возись с тобой.

- Я за рулём.

- Сам поведу.

В круглосуточной забегаловке я влил в себя водку как воду, потом заказал ещё, а потом Серёга отвёз домой мою тряпочную тушку.

Тонкая косточка неприятно застряла между зубами. Оказывается, я ел рыбу. Я отодвинул пустую тарелку и залпом выпил остывший кофе. Снова зазвонил телефон. Мама.

- Герунчик, я быстро. Ну, ты позвонил?

- А?

- Да бегу уже! – крикнула мама кому-то. – Телефон. Тебе. Сбросила.

- Да, сейчас. Совсем из головы вылетело. Ты как там, мам?

Мне вдруг захотелось увидеть её. Не из-за того, что я соскучился – было как-то не до этого, а потому что она - вечно суетливая, громкая, внезапная, заполнила бы собой сейчас время и пространство, и, может быть, на мои проблемы осталось бы меньше места.

- Всё хорошо, Герочка, всё очень хорошо. Я скучаю. Да сейчас! – заорала она куда-то вбок. -Подождут, без нас не уедут! Да-да! Сумку мою возьми! Гер, ну ты позвони, ладно. Всё, целую, пока!

Я вытянул ноги на противоположный стул, уселся поудобней, нашёл мамину эсэмэску с неизвестно чьим телефоном и набрал номер. На том конце долго не брали трубку, потом послышался слабый женский голос.

- Алло.

- Здравствуйте. Герман Луговой. Вы звонили моей маме. Она просила перезвонить.

- Ах, да, да. Вы ведь сын Максима Лугового?

Ох, не понравилось мне такое начало в свете последних событий!

- Да.

- Видите ли… я ухаживала за вашей бабушкой, вернее за бабушкой вашего папы. Я должна была ухаживать… но, так уж сложилось,… в общем, я уехала. Я отлучилась ненадолго. Но я не бросила её, нет! Очень хороший человек, он тут, недалеко живёт. Он врач, очень хороший.

Голос выдавал женщину немолодую, обременённую хворями и уставшую от забот. Неся всю эту белиберду, она заметно волновалась. У моего отца есть бабушка. Мир сошёл с ума.

- Извините, вы кто? -  спросил я, выковыривая кость из зуба.

- Юлия Васильевна.

- Юлия Васильевна, вы не волнуйтесь. За кем вы ухаживали?

- Я же говорю, за родственницей вашей. Я уехала, понимаете, а она умерла. Я всех, кого знала, обзвонила, еле-еле телефон вашей мамы нашла. Она мне тогда давала, да я потеряла.

- Так она умерла? Когда?

- Да дней шесть уж будет. Или семь? И сообщить ведь некому. И мама ваша уехала.