Не к ночи будь помянута. Часть 1.

10.

Вот это было вообще  удивительно! Мама не позвонила в мой день рождения с самого утра, а протянула чуть не до вечера! Она что там, со своим романом, совсем ход времени упустила?

Готовясь наконец-то оказаться на волне позитива, я улыбнулся и выдохнул.

- Как ты мог? – заорала мама. – Как ты мог, Герман? Не думала я, что ты такой! Ведёшь себя… как подлец!

По инерции я всё ещё растягивал губы в улыбке, но в голове уже чего-то замкнуло, как будто перегорели пробки.

- Мам, я… у меня вообще-то день рожденья…

- Вот! Празднуй! Радуйся! Большой вырос, настоящий мужик! – ледяная волна сарказма накрыла меня с головой.

- Да что я сделал-то?

- Да ни черта хорошего ты не можешь сделать! – кричала на меня моя родная мать. – Только людям жизни калечишь! Немедленно приезжай домой, я с тобой там поговорю.

Я застыл с телефоном в руке. В который раз за день меня обидели ни за что, ни про что, а в последнем случае ещё и обозвали подлецом. Потом стал мучительно соображать, чем мог заслужить такое нелицеприятное звание, и решительно не находил ни одного худо-бедно подходящего для этого повода.

Когда я вернулся, в квартире все молчали. Юлия Васильевна опять задремала. Егор сидел ко мне спиной и смотрел телевизор, как будто его мог заинтересовать анонс вечерних разборок в «Доме-2».

- Мне надо идти. – сказал я.

- Если надо, иди. Сегодня вечером нужно заняться новыми животными. Придёшь?

Я только плечами пожал.

- Вот ключи. Я сегодня не смогу.  – сказал Егор. – Придёшь и всё устроишь.

- Я пока не знаю…

- Не сможешь, не приходи, за один день ничего не случится. Ключи оставь себе, это дубликат.

Пока я мекал, позабыв нормальные слова от неожиданности, Маврин положил рядом десять тысяч двумя новенькими купюрами.

- Это премия. В честь дня рождения. Как полагается. Всё. Свободен. И помни – ты нанят на работу.

Мама ждала меня уже одетой.

- Поехали, - сказала она вместо приветствия и поцокала каблуками вниз по лестнице впереди меня.

- Куда? – спросил я, когда мы уселись в машину.

- Больничный городок, корпус пять.

- Да что случилось-то?

- Что случилось?! – взвилась мама. – А ты, конечно, ни сном, ни духом!

- Да я вообще понять ничего не могу! – сорвался я. – С утра задолбали! И хватит наезжать на меня!

- Аня чуть не померла. Сегодня ночью. – сказала мама тише.

Меня снова оглушили. Я почувствовал, что не хватает воздуха.  Некоторое время мы сидели молча.

- Как так? – спросил я.

- Из-за тебя. – ответила мама.

Я ничего не ответил. Потому что ничего не понял. Мы выехали на дорогу.

- Наелась таблеток. А позавчера звонила мне! Мы так хорошо поговорили. Красивая добрая девочка. Спрашивала про тебя. Говорила, какой ты хороший. Господи! Как ты мог? Лида мне как сестра, дружим с института. Такая семья! Гера, ну что ты натворил?

Я смотрел на дорогу и переваривал. Мама сморкнулась в салфетку.

- Мам. Я ни в чём не виноват.

- Да-да,  ну конечно! Я тоже пережила такое, чтоб ты знал. Мой первый муж…

- Мам, помолчи немного и выслушай, а? А потом уж решишь - убивать меня или нет.

Когда через двадцать минут мы остановились у больничного корпуса, настроение у мамы изменилось. Она почти успокоилась, по крайней мере, она больше на меня не орала.

В приёмном покое сидела хрупкая женщина. Я не сразу узнал в ней мамину подружку и Анину мать.   Она подняла на меня глаза, посмотрела волком и отвернулась к окну.

- Как Анечка? – кинулась к ней мама.

- Лучше, - отрезала тётя Лида и быстро вышла.

- Надевай халат и вперёд, - сказала мама.

- Ты уверена, что это необходимо?

- Конечно, так Лида сказала! Гера, не будь размазнёй.

Я думал, что увижу Аню при смерти, и меня заранее трясло, но она сидела на кровати и водила пальцем по ай-фону.

- Привет. – сказал я.

- Привет. – она даже глаз не подняла. – Проходи, присаживайся.

Я присел на край пластикового стула. Ничего разумного в голову не шло, я сидел и молчал - пенёк пеньком.

- Расслабься. – сказала Аня. – Ни в чём ты не виноват, это всё предки раздули. Придурки.

Мы помолчали. Аня набирала текст, видно, с кем-то переписывалась.

- А ты верен себе, Луговой. Сам ни о чём не спросишь, ждёшь, когда тебе всё выложат на блюде. А это, знаешь ли, обидно. Да…  что имеем, не храним, потерявши – плачем. Глупо, правда? – она так и не подняла лицо, и то, что я не видел её глаз, было в принципе не плохо.

- Нет, не глупо.

- Глупо, глупо. И что я в тебе только нашла? Ты же не от мира сего. Живёшь, как… цветок в проруби. Сам по себе. А может, это и правильно…  Ты… неудобный человек. Меня иногда бесило… да одно присутствие твоё бесило. И вот надо же, как бывает… Герман, а ты уверен? – она вдруг подняла не меня глаза. Лицо осунулось и похудело.  – Уверен, что по-другому нельзя? Только так – раз и всё?

- Уверен. – ответил я. – Да ты и сама уверена. Ну, зачем ты так, Ань? Как можно было совершить такое? Прости… слова какие-то лезут… не правильные.

- Ага. Вот я и говорю – глупо. Ты не обольщайся, Луговой, ты тут почти не причём. Просто. Всё достало. Но теперь нормально. Знаешь, а я когда в первый раз увидела тебя, подумала – вот придурок. Классный парень, но придурок. Вы тогда ещё с Серёгой на столе пытались сплясать.

- Просто выпили. – вставил я.