Не к ночи будь помянута. Часть 2.

2

- Ты куда собралась? - подозрительно спросил Герман.

- Так, прогуляюсь.

- Сыро на улице.

- Ничего, я недолго. Хочу к Эльмире заглянуть, вкусненького отнесу.

- Она же дура.

- Я тоже дура, ну и что? Герман, мне её жаль. Она такая… необогретая, так радуется любому куску сахара. Поезжай, не волнуйся, я быстро.

И, не давая ему времени увязаться за мной, я быстро выскочила за дверь.

Было ветрено и сыро.  Я быстро шла по улице, жмурясь от мокрого снега.

Собака не залаяла, калитка была распахнута. Я поскребла ноги об скобку и постучалась.

Незнакомая чернявая женщина в халате открыла дверь и молча пропустила меня в дом. Пахло пирогами. Я вошла и увидела заставленный едой стол и людей, сидящих за ним. В центре сидел Борис.

- А, соседка, - сказал он явно не трезвым голосом. - Проходи, садись.

- Я… Здравствуйте. Можно повидать Эльмиру?

Борис вдруг громко рассмеялся.

- Ну, Борь, ну, ты что! - укоризненно сказала пожилая женщина справа и повернулась ко мне. - Схоронили её только что. Вот поминаем.

- Как? - выдохнула я.

- Да вот так. Пропала, три дня искали.

- Да ты садись. - сказал Борис. - Помяни.

Он плеснул водки в гранёный стакан, подвинул тарелку с пирогами и встал со своего стула.

- Я не пью, - сказала я и бездумно взяла пирог с яблоками. - Как это случилось?

- Да не поймёшь, - всё та же пожилая женщина высморкалась в платок. - Ведь в городе нашли-то, Господи. Никогда она далеко не ездила, и вообще в автобусы не садилась. А тут… И не поймёшь, от чего померла. Вроде как на холоде заснула, но я её как увидела…

Борис стукнул кулаком по столу - не сильно, но внушительно. Тоненько звякнули стаканы.

- Убили её и всё тут, - пьяно сказал он. - Суки.

- Борь, да хватит уже!

- А я говорю - убили! И никому нахрен не надо - кто да зачем! Конечно, мы тут люди маленькие… нахрен никому не надо, нахрен!

Он выпил из предназначавшегося мне стакана и крякнул. Глаза его горели, волосы растрепались, под носом сделалось мокро. Он больше не был похож на лесную рысь, скорее - на кота, которого окунули в ведро.  Внезапная потеря безумной сестры явно надломила его.

Я потихоньку разглядывала собравшихся за столом людей. Пожилая женщина, одёргивающая Борю, была похожа на него чёрным взглядом глубоко сидящих хищных глаз. Наверное, какая-нибудь тётка. Ещё одна, помоложе, та, что открыла мне дверь - длинная, остроносая, с нервным лицом, несла в себе тот же странный звериный генотип, ту же настороженность и тяжёлый горящий взгляд. Эльмира не была похожа на них. Она была похожа на худого сутулого подростка, сидящего в углу. Он смотрел спокойно и открыто, и светлые глаза приятно сочетались с розовыми щеками и редкими русыми волосами. Брат из Суворовского училища - догадалась я.

Вокруг сидело ещё человек десять – мужчины, женщины, старухи, дети. И, как всегда в подобных случаях, кивали головами, аккуратно и немного ели, говорили тихо, вполголоса, суеверно подозревая, что резкий выкрик или громкий смех нарушит равновесие, и то неведомое, что таится в занавешенных зеркалах, встрепенётся, тихо выползет и смешается с живыми.

Я сидела за столом, ничего не соображая. Вся эта картина никак не укладывалось в голове. Собственно, там не укладывалась и Эльмира - я так и не решила, что она такое, и какое имеет для меня значение. Задела за живое, испугала до ужаса, помогла… но вот её не стало, а я держала пирог в руке и не знала, что теперь говорить и думать.

- Спасибо, я пойду, - поднялась я. - Извините.

- Стой, - сказал Борис. – Пирогов возьми этому… брату. Помяните хоть… да чтоб вас… - он качнулся и чуть не упал. - И ещё это… пошли, поговорить надо.

Он сунул руку в ящик комода, порылся там, достал бумажный свёрток и сунул мне в руки. Мы вышли на крыльцо. Борис вытащил сигареты, одну уронил, сплюнул, неловко раскурил вторую и застыл, закрыв глаза, пуская дым в сырой воздух, успокаиваясь, раздувая ноздри.

- Она часто про тебя говорила. Всё в гости просилась, а я не пускал. А перед этим… калякала-калякала, и вот… подарок вроде.

- Спасибо, - сказала я.

- Вот уж точно не за что теперь, и некому, - Борис снова рассмеялся нездоровым жалким смехом. - Что она повадилась-то к тебе, а?

- Не знаю.

- Всё говорила, что ты не на своём месте. Это как, а?

- Не знаю. – повторила я, холодея.

- Да? А то, что к ней люди ходили? Как к какой-то, Господи прости, Ванге или как её? Замучился их от дома гонять, она до страсти всех боялась. А к тебе всё бегала. Что так? Тоже не знаешь?

- Нет.

- Ну-ну. Её нашли у магазина обуви. И вот прикинь - я приехал, посмотрел и не узнал! Не знаю, что с ней случилось, только так в глазах и стоит - будто не наша Эльмирка, будто старше лет на двадцать, вся такая… тёмная, худая. Я что тебя позвал… может, ты это… знаешь чё?

- Нет, - выдохнула я, напрягаясь. - Нет.

- Понятно. Ну иди. Себя-то береги, а то тоже… со странностями.

Он снова рассмеялся и ушёл в дом.

Я потихоньку вышла со двора. Свёрток будто жёг руки. Я побежала домой, чтобы спокойно раскрыть его в тишине, сухости и одиночестве.

Но дома ждал Герман.

- Что-то ты быстро, - сказал он. - Всё нормально?

- Нет! Она померла, и никто не знает как! - злобно крикнула я с порога. - Зачем-то поехала в город, и там… Герман, ты чего?

- Не расстраивайся, пожалуйста, - забормотал он. - Только не переживай, ладно? Она была ненормальная, такое случается. Извини, я, наверно, не то говорю. Просто у тебя такое лицо…

- Будет тут лицо… Чёрт! Подержи-ка. Её подарок, сейчас посмотрим.