Не к ночи будь помянута. Часть 2.

19.

Как ни странно, в больнице я вдруг успокоился.

Я валялся на ущербной кровати, тыкался в телефон, и вообще мне было хорошо и сытно. Эгоистичная радость безумно чудом выжившего человека.

Иногда я звонил Аде. Это тоже успокаивало. Подлая засранка, но, слава Богу. живая и вполне здоровая. Не впервой выкидывает такое, пора бы уже привыкнуть.

Покой закончился на второй день. Волнистая дверь распахнулась, и в палату въехала тяжело гружёная каталка. Я поднял голову из своего угла, но наушники не снял. Под развесёлую музыку "Ретро FM" Серёга стал бороться с кем-то очень большим, смешно сгибаясь пополам и вытягивая руки. Помогал ему коллега. Я смутно различал, как они  что-то доказывают грузному мужчине, лежащему на каталке. Вникать в подробности было неохота - потому что недавно я поговорил с Адой, съел мамины блины с мясом и был в превосходном расположении духа.

Мало ли кого привезли.

Я блаженно закрыл глаза и пошевелил правой рукой. Слава Богу, не сломал. В уши постанывал старый добрый "Ласковый Май" с приторным до итиотизма «Розовым вечером», но я и этому был рад. 

Удар в солнечное сплетение мгновенно выдернул меня из нирваны. Охнув, я схватился за живот и дико огляделся в поисках того придурка, что кинул в меня махровое полотенце. И так-то шутка из разряда дебильных, а если тебе только что вставили на место ребро, так это вообще подсудное дело. Если бы не рука, закреплённая поперёк груди, работа хирургов пошла бы на смарку. Толстый небритый здоровяк весело улыбался мне со своей кровати. Он лежал, вольготно раскинув ноги, почёсывая волосатую грудь, и смотрел на меня из-под объёмной повязки на лбу.

- Совсем охренел? - спросил я и кинул полотенце ему в голову.

Он ловко поймал его своей лапищей.

- Да ладно, чё! Привед, сосед. Гы-гы-гы! Ты тут, вроде, освоился, как я погляжу. Иди, что ли, чаю попроси. Коньяк, блин, отняли, так хоть что-то выпить.

Я снова сунул голову в наушники, но глаза закрывать не стал. Привезли же бугая! Его в дурку надо, а не в хирургию.

Некоторое время поросший шерстью сосед лежал тихо. Потом, видно, заскучал.

- Эй! Да ладно, пацан. Ты чё тут лежишь-то?

Я не стал отвечать.

Настроение немного подпортилось, но это было поправимо. Придурок ещё что-то вякнул пару раз, но я решительно вызвал Серёгу. После разговора с ним пациент утих. Я слушал радио на телефоне и одновременно читал. Он возился на койке и наверняка кряхтел - я не слышал.

А потом вошла полная женщина, долго с ним говорила, оставила тонну еды, две бутылки «Ессентуков» и (тихо и с оглядкой) маленькую бутылочку.

Ночь прошла спокойно, если не считать булькающего храпа комрада. Следующий день тоже не порадова разнообразием. Я заскучал и стал проситься домой. Серёга показал мне средний палец.

Ближе к обеду снова наведалась мама. Два раза я поговорил с Адой - очень кратко, потому что всё ещё боялся, что по звонку её могут найти. Потом к соседу снова пришла вчерашняя женщина, принесла таз харчей и цистерну питья. А ещё сумку с ноутбуком. Я позавидовал пузатому придурку и снова надел наушники.

А потом был хоккей.

Чего я в жизни не понимал никогда и не стремился понять - так это непроходящей страсти болельщиков. Того, как люди способны доводить себя до истерики, подпрыгивать, подвывать, материться, одеваться, как пациенты психушки - и всё ради любимой команды. А Тимур и Серёга не понимали моего непонимания. Так мы  и жили, и это, в общем-то, нам не мешало, потому что они орали и повизгивали отдельно от меня, а мне доставалась только последующая застольная рефлексия.

Но теперь хоккей вошёл и в мою жизнь.

После тихого часа мой  волосатый сосед настроил свою тарахтелку, и к нам в палату стали сползаться покалеченные и хворые. Медсестра сделала замечание, но паломничество не прекратилось.

Началась игра. В дверь вошёл дежурный врач, и я уж подумал, что он разгонит всех к чертям собачьим. Но он пришёл с табуреткой. С табуреткой! И привёл с собой санитара со складным стульчиком.

И мы стали смотреть хоккей.

Я плохо понимал правила, и, честно сказать, не особо упорствовал, чтобы в них разобраться. К тому же играли две иностранные команды, что было уж совсем не интересно. Я почистил и съел мандаринку. Хотелось снять лангетку. Рука под повязкой чесалась.

Во время перерыва народ расползся по ужинам, чаям и туалетам, не озаботившись тем, чтобы убавить звук. Внезапно после очередной рекламы раздались тревожные звуки из словно бы закрученных вихрем мелодий – срочный выпуск новостей. Я вяло посмотрел в чужой монитор и прикинул, что это будет – очередной теракт, арест проворовавшегося губернатора или снежный занос в Сочи?

- Сегодня недалеко от города в своей машине был найден труп бизнесмена Егора Марковича Маврина. В машине погибшего имеются следы ограбления. Оперативникам пока не удалось установить, что было похищено. По предварительной версии речь идёт о ценных вещах и деньгах - незадолго до случившегося пострадавший снял в банке крупную сумму. Смерть наступила в результате отравления. На месте происшествия работает следственная группа. Эксперты выясняют, чем была вызвана смерть, и каким образом яд попал в организм. Егору Маврину был сорок один год.

Я раскрыл рот и глаза. В это невозможно было поверить. На экране промелькнула картинка - раскрытая машина, вывернутый бардачок, шапка на снегу… Егор откинулся в водительском кресле, запрокинул голову и как будто уснул. Глаза были заретушированы камерой. Но даже на низкопробном компе толстяка было видно, что это не сон. И не просто смерть. Это… Я смотрел во все глаза, пока картинка не сменилась, и у меня не холодела лысая голова. Он не просто погиб, нет. Он… как будто стал другим. Лишился своего «я». Стал… как тряпичная кукла. И я знал, что это значит. Потому что вдосталь насмотрелся на мышей и лягушек.