Не кради у ведьм

Глава 1: Не доверяй даже своему отражению

Вы когда-нибудь слышали сказки, в которых принцессы могут сами за себя постоять, а принцы остаются в сторонке ни с чем? Без всеобщей любви, славы и стойкого ощущения, что они кому-то нужны, что кто-то, желательно хрупкого женского пола, в них нуждается? Вот и я нет. А таких сказок порой очень не хватает, особенно в моменты, когда на своей шкуре ощущаешь, насколько мир несправедлив, а заступиться за тебя некому.

Глупо, конечно, все время на кого-то надеяться и думать, что в любой ситуации, насколько бы она не была сложной, появится чудесный спаситель с гениальным планом и загадочными темными, словно виски, глазами. Жизнь давно доказала, что магии не бывает, а принцев на белых конях — уж подавно. Скорее, наткнешься на ведьму в лесу, нежели на одинокого, задумчивого красавца, единственная цель жизни которого — кого-нибудь спасти.

Тем более мечтать о чуде не приходится, когда почти все твои будни проходят с опущенной головой, скрытыми под челкой глазами и спрятанными за спину руками.

Описание довольно… пространное. Так можно сказать много о ком. О послушной домработнице, покоренной любовнице, уставшей хозяйке… И вряд ли хоть кто-то подумает о хитрой воровке.

Сейчас, когда женщина — это чудной предмет интерьера, обходящийся мужчине слишком дорого, или ожившая швабра с увеличенным функционалом, никто не задумывается о том, что эта самая дама может что-то из себя представлять. Что-то большее, нежели просто обслуга.

Опущенная голова выражает излишнюю кротость, которую часто путают со страхом, глаза, спрятанные за растрепанными прядями волос, никто не запомнит, а руками, сведенными за спину, очень легко спрятать то, что только что в них оказалось. И, вуаля, серая мышка обзавелась золотыми часиками, а браслет на ее запястье сидит так, словно был там всегда. Ловкость рук, и никакого мошенничества.

Вот и сейчас, спешно вышагивая по одному из самых оживленных каналов Таранто, я упрямо смотрю себе под ноги, изучаю нелепые протертые до дыр калоши, не замечая ничего вокруг. Слева растянулся холодный камень жилого дома с широкими выступающими карнизами, огромными квадратными окнами и бесконечным числом арок и наличников.

Отовсюду слышатся голоса и крики. Газетчики размахивают исписанной бумагой, оглашая последние новости, торгаши у прилавков нахваливают свои помидоры, а по другую сторону Мар-Пикколо лошади суетливо стучат подковами и тянут за собой резные тяжелые кареты.

Солнце ярко светит на чистом лазурном небе, опаляя своими лучами женские шляпки и мужские цилиндры. Кажется, даже слышно редкое пение птиц и журчание воды под мостом.

Благодать. Ничего не предвещает беды, и день, кажется, сложился идеально для всех жителей Таранто. Однако, как и в любой истории, неожиданный удар под дых приходит тогда, когда его никто не ожидает. Хотя, я определенно только его и предвкушала.

Сверху послышалось неприятное бульканье, но поглощенный в мирскую суету народ его не заметил. С изобретением канализации многие люди почему-то позабыли, что введение новейших технологий в жизнь — процесс долгий и нелегкий, а значит, некоторые пережитки прошлого, даже самые неприятные, сохраняются еще некоторое время.

Поток грязной, с отвратительным запахом, воды обрушился вниз из чьего-то окна аккурат на импозантного джентльмена в черном бархатном костюме и с золотой тростью в руках.

— Черт подери! — раздался его оглушительный бас.

Люди на мгновение остановились, оборачиваясь на шум. На их лицах проскользнуло омерзение, смешанное с жалостью, но никто не рискнул предложить прохожему помощь.

— Одни свиньи! Свиньи! — закричал мужчина, отряхиваясь грубыми толстыми руками. — Это просто возмутительно!

Шушукаясь, прохожие поспешили удалиться куда подальше от бедолаги. А я, приближаясь к нему на встречу, словно не обращала внимания на весьма неприятный запах, доносящийся до моего носа.

Трость, которую мужчина поставил на землю, облокотив ее на фасад здания, вдруг, с чьей-то легкой руки, упала. Ее владелец покрылся красными пятнами — гнев завладел его неповоротливым, массивным телом.

— Я!.. — начал было он, как вдруг сзади в него кто-то врезался.

— Синьор! — вскрикнула я от неожиданности. — Прошу прощения!

— Да черт бы тебя побрал! — взорвался мужчина, оборачиваясь. — Ты слепая?!

— Простите… — говорить с задержанным дыханием оказалось труднее, чем я себе это представляла. Но, боюсь, от любого вздоха, даже самого маленького, я не сдержу в себе завтрак. А он, между прочим, достался мне с трудом. Тунец я хоть и не люблю, но желудок мой его ценил.

— Пшла вон! — рявкнул синьор, отталкивая меня от себя. На платье остался отпечаток его грязной руки.

Я, благо, существо не гордое. Что сказали, то и делаю. Заведя руки за спину, кротко кивнула и поспешила вперед. Через несколько метров со мной поравнялась низенькая брюнетка со вздернутым носом и косым левым глазом. Она вынырнула из темной подворотни, отряхнула платье и невзначай протянула руку в сторону, чтобы тут же зажать в ладони золотые часы на цепочке и кожаное портмоне, такое же толстое, как и его обладатель.

— Хороший сегодня день, — глубоко вздохнув, проговорила я, как сзади вдруг послышался нечеловеческий вой.

— Воровка! — завопил несчастный, тыкая пальцем в нашу сторону. — Держите негодяйку! Часы! Часы украла! Кошелек!

Двое взявшихся из ниоткуда жандармов оглушительно засвистели в свистки. Прохожие ошарашенно заоборачивались, выискивая в толпе ту самую воровку, а я, переглянувшись с брюнеткой, рванула вперед. Ни черта сегодня не хороший день!

Кто бы знал, что бегать в платьях так неудобно. В бесконечных подолах ноги вязнут, словно в болоте, старые изношенные галоши приколачивают пятки к земле, а килограммы ткани на теле тормозят, что есть силы, словно они вдруг встали на сторону справедливости и честного мира без обмана и воровства.