Алиса
Билет мне попался легкий. Первый вопрос – по Чехову. Второй – образ Базарова в «Отцах и детях» Тургенева. Мысленно возрадовавшись, что не вытянула Чернышевского или какую-нибудь поэзию, с которой у меня туго, я села за ближайшую парту готовиться.
Кроме нашей русички, Людмилы Николаевны, экзамен принимала Галина Григорьевна, завуч. Она тоже вела литературу, только не у нас. Обе шушукались и поглядывали на меня, сбивая с мысли. Но, когда я отвечала, слушали благожелательно и не заваливали дополнительными вопросами.
– Молодец, Алиса, – похвалила меня Людмила Николаевна. – Отлично.
Я вежливо поблагодарила и вышла в коридор, где у двери толпились наши, ожидая свою очередь.
– Ну что? Ну как? Не валят? – сразу посыпалось со всех сторон. – Какой билет вытянула? Что поставили?
– Десятый. Не валят. Пять.
– Ну еще бы, – фыркнула Анька Монакова с таким подтекстом, что мне эту пятерку натянули.
Я, как обычно, отвечать ей не стала. Даже взглядом не удостоила.
Она меня давно терпеть не может, класса с восьмого. Постоянно цепляется, косточки мне за глаза перемывает, мол, я нос задираю, фирменными шмотками кичусь, строю из себя неизвестно кого, а на самом деле – ни рожи ни кожи, одни кости. Мне потом девчонки передают.
Я тоже ее, конечно, недолюбливаю, но не связываюсь и на все ее потуги – ноль внимания, фунт презрения, как говорит моя сестра Ася. Даже когда ее слова задевают – вида не показываю. Но сейчас ее кислая физиономия мне ничуть не испортила настроения.
В конце концов я сдала все экзамены и вообще закончила десятый класс с одной-единственной четверкой – по физкультуре. Так что могу с чистой совестью отдыхать. Впереди почти три месяца летних каникул, два из которых я проведу в Крыму, у тёти. Папа уже взял билеты на эту субботу. Буду объедаться персиками и абрикосами, буду купаться в море и загорать, буду делать всё, что захочу.
Скорее бы уже суббота…
С этими мыслями я вышла из школы. И, как назло, наткнулась на Шацкого. Он с парнями из 11 «В» стоял на крыльце. Наверное, пришли на консультацию. У них скоро ГОСы.
Настроение сразу же упало. Честно, век бы его не видела. Одно радует – хотя бы в следующем году в школе его не будет. Ни его самого, ни его компашки, ни его безумной подруги из 11 «Б» – Вики Рязанцевой.
Денис Шацкий – моя первая любовь. Детская и глупая. Я в него влюбилась в седьмом классе, а он меня в упор не замечал.
Тогда Денис казался мне взрослым, красивым и безумно привлекательным. Сейчас даже не понимаю, где были мои глаза? А, главное, где были мозги?
В общем, я долго сохла тайком по Шацкому. А в мае прошлого года зачем-то написала ему откровенное письмо. Не знаю, что на меня нашло. И если бы хоть просто записочку, но нет. Я целую оду на две страницы накатала, дура. В красочных выражениях расписала, какой он необыкновенный, как сильно я его люблю, как тоскую и мечтаю о нем. Фу. До сих пор как вспомню, так со стыда умереть хочется.
Но хотя бы ума хватило не подписывать, только в конце я поставила первую букву имени. Но мало ли имен, начинающихся с «А».
Свое послание я незаметно подложила ему в карман ветровки. Наш класс в ту неделю как раз дежурил по школе, и я специально для этой цели вызвалась помогать гардеробщице.
Потом всю ночь не спала, переживала. Но на другой день Шацкий вел себя как обычно. Не знаю, чего я ждала…
Тогда я снова ему написала. На этот раз – еще и в стихах. Да, я в то время сочиняла совершенно глупые стихи. Как же я злюсь на себя за это!
А на следующее утро Шацкий во время перемены, собрав вокруг себя толпу, вслух зачитывал мои письма. Издевательски так, с кривлянием и паясничанием. Всячески высмеял меня и унижал. Остальные, кто слушал, тоже хохотали и говорили всякие пошлые мерзости. Но тогда хотя бы никто не знал, что это я. Впрочем, мне все равно было очень больно.
Я весь вечер проревела в своей комнате. Аська, сестра моя, старше меня на два года, тоже слышала его выступление. И даже видела само письмо – этот дурак всем желающим его показывал. Ну и, конечно, узнала мой почерк. А позже, спустя пару месяцев, разболтала всем, что это я писала Шацкому.
Вот тогда я правда чуть не умерла. Хорошо хоть были каникулы, не надо было ходить в школу, и у нас гостила моя старшая сестра, Зоя. Она всячески меня поддерживала. Говорила: наплюй, ничего тут страшного нет, этот Шацкий – просто придурок, за лето все всё забудут и ничего не вспомнят…
Но когда начался учебный год, стало ясно – никто ничего не забыл. Надо мной не смеялся, наверное, только ленивый. И сам Шацкий, и все его дружки-одноклассники, и его девушка Вика Рязанцева с подругами, ну и, конечно, Анька Монакова. Эта уж вдоволь поглумилась: в тихом омуте черти водятся, наша скромница не такая уж и скромница, чужому парню бесстыжие письма пишет, навязывается…
Всю первую неделю сентября меня изводили, я даже свой день рождения не стала праздновать – такая была подавленная. Но, конечно, притворялась, что меня все это не касается. А что еще мне оставалось делать?
Вдобавок ко всему Рязанцева решила меня побить. Вызвала на разборки за школу – там у нас обычно выясняют отношения, но я, естественно, не пошла. Не потому, что струсила, как она всем сказала. Просто, как по мне, это дикость. Делать мне нечего.