Дверь за спиной скрипнула удручающе — не было звука точней, чтобы поставить финальный аккорд в моем эпичном путешествии. Это что? Это вот такая жизнь за МКАДом? Это жизнь вообще? Какая-то редкая деревенька с щербатыми заборами и дырявыми домами. Как моя бешеная табуретка вообще пролезла через эти ямы, в которых потонула дорога, до сих пор не понимаю. Грязи на колесах налипло столько, что, пока не обсохнет летом и не отвалится, колеса не провернутся. А на дворе нынче ноябрь… Лучшего времени, чтобы помереть, дед выбрать не смог…
— Отапливается дровами, — скрипнула в унисон с дверью баба Роза. — Разберешься?
— Нет проблем, — вздохнула я. — Такое московское дитя, как я, каждый день топит печь дровами…
— Что ты сказала? — повысила она голос.
— Ничего… — буркнула я.
Бабка еще немного потопталась позади да и убралась. Ее недовольство понятно — она делала вид, что досматривала деда, претендуя на его десять соток под картошку. А тут я…
Деда похоронили неделю назад. А я не приехала. Ненавижу похороны. И дома людей, которых больше нет — тоже. Но зачем-то приперлась… теперь. Бабку Розу спугнуть хотя бы. А еще мать просила подумать, хочу ли я свое наследство продать. О чем тут думать, казалось бы? Но я вдруг ляпнула, что съезжу сначала.
Съездила.
В доме, кстати сказать, было тепло, пахло дымом и даже будто выпечкой. Роза тут что ли хозяйничала неделю? Я нащупала выключатель за занавеской и зажгла свет. Все тут было по-прежнему. Как в детстве. Ветхо, чисто, старинно… и немного сказочно. Точно. А теперь еще и жутко, потому что самого сказочника не стало.
Половицы невкусно захрустели под ногами, когда я направилась в гостиную. Знакомый сервант справа не опустел ни на одну книгу — дед забил его ими после смерти жены, выбросив весь ненавистный хрусталь. К счастью, на фото, что так и висело на стене, бабка еще не знала, что он так поступит — улыбалась.
Кресло-качалка, накрытое пледом и какой-то книгой поверх, удивляло своей стойкостью. Я думала, оно развалится уже к моему пятому классу, но еще в восьмом мы с дедом бесстрашно качались на нем, и ничего нам за это не было. Я тронула кресло за ручку, и оно отозвалось тихим шелестом, качнувшись туда-сюда. Книга оказалась каким-то современным любовным романом. Ну точно Роза тут качалась, дед бы такого в руки не взял. Старый телек дед выбросил еще в мой приезд, но новый так и не принял, хоть я и настаивала на его покупке. Сказал, что все равно смотреть там стало нечего. И теперь на тумбе, где он стоял, остался только блистер с парацетамолом и кактус с жутко вонючими цветами, похожими на морские звезды.
— Привет, Гоша, — рассеяно поздоровалась с цветком, машинально ткнув палец в горшок. Земля влажная.
Захотелось чаю и хоть немного разогнать это гнетущее чувство потери. Но, стоило развернуться и сделать шаг, под ногами что-то скакнуло наперерез, и я, исполнив пируэт, сыграла на половицах лучшее произведение за их жизнь, рухнув на них задом.
— Бляяя… — взвыла и растянулась на полу. Неведомое под ногами забылось — целость костей беспокоила больше.
— Мрр? — раздалось вдруг рядом.
Я повела медленно головой и встретилась взглядом с огромным серым котом. Тот выглядел встревожено и даже участливо, всем видом интересуясь, что тут происходит вообще.
— Сука, ты чей?! — взвыла я.
«Сука» обиделся — скривил морду и сел на зад, насупившись. Породистый. На ушах кисточки, на шее какой-то понтовый ошейник с медальоном. Не уж то дед завел кошку с документами? Да не поверю! Роза задабривала? Вот же старая карга! Так уж ей эти сотки картофельные покоя не давали!
Я осторожно перевернулась на живот и положила голову на бок:
— Ты что тут делаешь, а? — спросила тихо. — Тут же нет никого, кто тебя покормит.
Кот скептически внимал, но больше из вежливости. Когда моя композиция на полу ему наскучила, он встал и неспеша направился в сторону кухни.
— Чайник хоть поставь, что ли… — бросила ему вслед глупое.
Собравшись через какое-то время с силами, я вздохнула глубже и встала на трясущиеся ноги. Зад, конечно, отбила, но ничего, к счастью, не сломала.
— Эй, «наследство», ты где? — тихо позвала я и поплелась в кухню.
Странно, мне казалось, что там было темно, когда я шла в гостиную. А теперь свет горел. И будто слышалось шипение газа…
Не думаю, что сотрясение задницы дает столь сильный эффект на голову. Но как объяснить, что в кухне обнаружился какой-то голый мужик? Он стоял у печки, оперевшись одной рукой о стол, и, ни черта не смущаясь своего голого зада, пялился на горящий газ. Рядом в железной раковине тихо наполнялся чайник водой из-под крана.
— К чаю привезла чего-нибудь? — потребовал неожиданно насмешливо. А голос бархатный, с хрипотцой. Он оглянулся через плечо и сощурился на меня: — Шучу. Я булочки испек.
Я только и смогла, что тяжело сглотнуть и попятиться задом на выход.
— Уже уходишь?
— Я… в другой раз… — И я рванулась к дверям, только не успела добежать — меня перехватили поперек ребер и подняли в воздух. Что я там орала и как вырывалась, даже не помню. Затихла только на его плече башкой вниз-задом вверх.
— Тихо, Наташ, — и незнакомец шлепнул меня по многострадальной попе. — Ты чаю попросила — я не могу отказать.
— Я кота просила! — выпалила, наивно полагая, что это недоразумение меня спасет, стоит его разрешить. — Вернее, чаю просила у кота!
— Ну где у кота, там и у меня. — Он спустил меня на пол и толкнул на стул: — Сидеть. — Поросшая легкой щетиной физиономия ехидно покривилась в усмешке: — Кота тебе попросить тоже не помешало бы. Пока он слушает…
— Кто вы? — насупилась я, съехав взглядом аккурат мужику в пупок и прочно за него зацепившись, чтобы не пасть ниже. — И какого черта без штанов?
— Не успел высушить — на батарее развесил уже. На улице сыро…
— Какой батарее? Дом же не топится… — И что я несу? Во лжи его пытаюсь уличить? Он же огреет меня сейчас по морде чайником! — Вы что, бомж?