Не расстраивайтесь, княжна

Глава 1

Утро в П-ском институте начиналось тихо. В Петербурге был еще март — прохладный, снежный, с острым ветром, но апрельский зной уже приближался, и май был не за горами, а за ним и выпускные экзамены, и сам выпуск — таинственный, волнующий и такой долгожданный. За семь лет девушки привыкали к своему институту; для кого-то он был вторым домом, для кого-то нелюдимой крепостью, но все в равной степени боялись расставания с ним. Кто и что готовила судьба каждой воспитаннице — этого не знал никто. Да, у кого-то жизнь была уже предопределена: девушки победнее должны были снова войти в эти стены, но уже как пепиньерки или воспитательницы, девушкам побогаче была приставлена хорошая партия, возможно, которую она еще и сама в глаза не видела, но непременно важную, серьезную и надежную. Кто-то еще, пожалуй, собирался поехать в поместье, но таких было мало, никто не желал расставаться со светской жизнью. А кто-то собирался замуж, счастливо, уверенно, с легкой душой и неизменной уверенностью, что все обязательно в ее жизни будет светло и замечательно — княжна Вера Дмитриевна Тоцкая, в институте пока что еще только Верочка, иногда mademoiselle Вера, спокойно спала, смирно вытянувшись под тонким одеялом.

Их было четверо — старшая Лидия Дмитриевна, на три года ее младше Ольга Дмитриевна, на год ее помладше Вера Дмитриевна и самая младшая в семье — Леночка, которая еще только-только переходила в третий класс. Сестры были очень дружны между собой, хоть разница в возрасте в детстве и была особенной преградой для их дружеских отношений — споры и горячая ревность к вниманию родителей часто заставляла их кричать и ругаться. Но чем старше становились сестры, тем прозрачнее становилась та разграничивающая линия между ними. Лидия Дмитриевна — красавица, закончившая институт с золотым шифром и блестящей возможностью стать фрейлиной Ее Императорского величества, сразу же после выпуска вышла замуж за барона и стала баронессой фон Ветберг, превратившись в живую легенду. Младшим институткам часто рассказывали о красавице-выпускнице, которая часто приезжала в институт, очаровывая всех и вся, и сами девочки с интересом и легким страхом смотрели за таинственной незнакомкой в шелках и бархате, так просто общавшейся с Maman и так звонко смеющейся на высоких лестницах. Для своих товарок помладше она была надежной воспитательницей, приглядывала за малышами и всегда могла вытащить из кармана пряник или калач, подбегая к несчастному ребенку, который заходился плачем. Во времена балов не было никого равной ей в польке и в вальсах, на всех картинах благотворительных базаров неровными штрихами вырисовывалось ее лицо, словом, всюду была Лидия Дмитриевна — неизменно весела, вежлива и приветлива. Она мечтала о хорошей партии и не скрывала этого, однако природное радушие и радостный нрав заставляли ее говорить об этом каким=то извиняющимся тоном, словно она сама этого немного стеснялась.

Когда же отзвонила громкая свадьба, место Лидии Дмитриевны еще долго оставалось ничьим — так никто и не смог заменить ни ласковых рук, ни мягкого взгляда, и все институтки вздыхали и охали, вспоминая лучистые зеленые глаза, смотревшие на них всегда так приветливо и по-доброму. Институт лишился лучшей пепиньерки — качали головой классные дамы, но поделать ничего не могли. Да и разве можно было даже думать о таком — дочь графа Тоцкого и казенная должность с казенным домом. Нет, таким была приготовлена жизнь с садами в Крыму и каменными дорожками в Баден-Бадене. Вздыхая и вспоминая, институтки прожили три года, а потом на место Лидии, пришла Ольга Дмитриевна.

Признаться честно, ее мало кто любил в институте. Побаивались — вероятно, да: от ее громкого голоса и чуть хищного взгляда «кофейницы» бросались в разные стороны. Ольга никого не утешала, редко кому помогала со сложными задачами по арифметике и французскими склонениями, а ведь негласные правила гласили, что старшие должны были поддерживать младших, особенно, когда последних только-только отлучали от матерей. Ольга Дмитриевна всегда говорила, что не понимает, «как сладить с этими обезьянками» и помогала, пожалуй, только свои двум-трем любимицам. Она была красива, даже красивее своей старшей сестры, но ни каштановая коса до пояса, ни прозрачные голубые глаза не могли заменить горячего сердца и понимания. Она не была злой или холодной — в семье Ольга была ангелом и всегда водилась с Верой, которая была ее младше, просто жизни в этих серых стенах она не видела, и все мечты ее переносились за высокую ограду — блестящий Петербург занимал все мысли. Ольга стремилась поскорее вырваться из института, она была как раз той, которая жила в нем, как в заточении, но и институт отвечал ей взаимностью — всегда бывшая в ряду «мовешек», она переходила из класса в класс только по проекции Maman и своей семьи — количеству ее хулиганств и выходок не было конца, но сестры любили ее, в особенности Вера, и горячо отстаивали ее от всех нападок классных дам. И девочки, тоскующие по теплу родного дома и материнским объятиям, тянулись к младшей сестре.

Все ее звали просто «Верой». Появилась она в институте не с седьмого класса, а только в третьем — как раз, когда купцу Тоцкому дали графский титул. От природы слегка бледная, громкая и смешливая, она стала теряться в семейной жизни за спинами своих сестер, и всю свою любовь и ласку дарила маленькой Елене, которая родилась ровно на Николин день. Анна Михайловна и Иван Алексеевич любили своих детей ровно — горячо и от всего сердца, — но должность статского советника и филантропический фонд отнимали много времени; так и повелось, что Вера как будто бы росла сама по себе. Она терпела гувернанток, принимала бонн и учителей, но сама в институт не стремилась, ей было хорошо на петербургской квартире. Подолгу она могла сидеть у окна с книгой, или, уронив ее на колени, наблюдать за колясками, сновавшими мимо заледеневших каналов, и за людьми в разноцветных платьях. Она часто задавала вопросы, на которые гувернантки пожимали плечами и недоуменно отвечали: «Personne ne peut le savoir, mon enfant» (Этого никто не может знать, дитя), а сама Вера чувствовала, понимала, что взрослые знают все, особенно отец, только нужно правильно его спросить. Но родители ласково гладили ее по плечу, тихо говорили между собой, думая, что Вера не слышит, будто она очень бледна, и она думала, что нехорошо их тревожить такими расспросами. Почему солнце светит зимой, но не греет? Как считать на счетах? Как можно поехать в Австралию и не упасть вниз — все оставалось ждать приезда старшего брата — он был единственным, кто водился с ней.