В день, когда состоялась свадьба, небо не упало на землю. Кэрри этим фактом была искренне удивлена. Ей казалось, что природа хоть как-то должна отражать бурю в ее душе. Но нет. Был погожий майский денек, и, когда она под руку со своим новоиспеченным мужем выходила из старинного собора под перезвон колоколов, вуаль ее развевал только легкий ветерок.
Такой день создан для счастья, а не для того, чтобы сдерживать слезы, изображая вежливую улыбку. Керри опиралась на руку своего супруга, а две ее сестра и братья кидали в них рис и серебряные монетки. Нарядные гости потянулись следом за молодыми, и вот уже Керри восседает на возвышении за украшенным цветами столом, а гости внизу, за другими столами, поднимают кубки за их счастливую семейную жизнь. И Керри тоже поднимает кубок, выкидывая из головы все мысли и пытаясь сосредоточиться только на своих непостредственных действиях. На глаза ей попадается перстень с огромным бриллиантом в откружении мелких изумрудов, фамильная драгоценность графов Фицжеральд. Керри тут же вспоминает, как рассматривала этот перстень на руке Эмили, и как счастлива была сестра, прижимая его к губам.
Теперь перстень ее по праву, а Эмили лежит в фамильном склепе рядом с отцом.
Керри отвела глаза от перстня, пытаясь хоть на несколько минут забыть о сестре. Эмили сгорела буквально за неделю, подхватив инфлуенцию во время предсвадебной поездки в Лондон. До самой смерти она не переставала мечтать о свадьбе. Лорд Эдвин, возлюбленный Эдвин, граф Фицжеральд, ждал ее у алтаря. Эмили привезла из Лондона отрез ткани на свадебное платье - прекрасный невесомый серебристый шелк, по которому, как изморозь по стеклу, бежит тонкая белая вышивка, искрясь серебряными нитями.
Мечты Эмили сбылись. Только невестой оказалась не она, а ее сестра, а лицо жениха вместо счастливой улыбки хранит вежливое выражение, плохо скрывающее раздражение.
Свадебный прием казался бесконечным. Гости не спешили покидать замок Остхилл, и многие из них оставались еще на несколько дней. Керри не верила, что сможет пережить все эти дни. Она должна улыбаться, все время улыбаться, до судорог в челюсти, и делать вид, что счастлива. Гости же сделают вид, что верят ей. И тоже будут улыбаться.
...Эмили мечтала об этом дне. Какая насмешка судьбы заставила Керри занять ее место? Керри, которая никогда не была так красива, так умна или так начитана, как Эмили, похожая на светлого ангела, сошедшего на грешную землю, чтобы радовать всех своим присутствием. Эмили все делала хорошо. Она прекрасно танцевала, вышивала и рисовала. Она играла на фортепиано, пела и сочиняла премилые стишки. Ее огромные серебристые глаза сияли радостью всякий раз, когда ее хвалили, а хвалили ее все и всегда. Стоило Эмили впорхнуть в комнату, как на лицах всех присутствующих появлялись счастливые улыбки. Райская птичка, приносящая счастье. Керри сдержала слезы и крепче сжала пальцами ножку бокала. Вот и лорд Фицжеральд тоже смотрит в тарелку, явно теряя нить разговора. Эмили все любили. И он тоже ее любил.
Эмили с самого рождения была предназначена в жены Эдвину Фицжеральду. Династический брак титула и богатства, казалось, принесет счастье и наполнит старый замок Остхилл детским смехом. Керри снова взглянула на своего мужа в надежде, что про наследников им придется забыть. Он все также сидел, опустив голову, и брови его сошлись на переносице. Тут кто-то обратился к нему, лорд Эдвин вздрогнул, будто очнулся, и на лице его, как маска, появилась учтивая улыбка. Да, на наследников они могут не рассчитывать ближайшие лет десять, подумала Керри.
Она никогда не могла сравниться с Эмили, да и не пыталась. У Эмили черты лица были тоньше, улыбка заразительнее, движения плавнее. Но Керри не завидовала сестре. Она, как и все, обожала ее, и смерть Эмили стала для нее ударом.
Казалось, весь мир погрузился в траур. Ангел, посланный на землю, чтобы радовать всех своим присутствием, отправился обратно на небеса, ввергнув всех вокруг в тоску и печаль. Больше не играло по утрам старое пианино в розовой гостиной. Не был слышен смех, и лорд Эдвин, всегда являвшийся при первой же возможности к обеду, появился только два раза. Первый раз для того, чтобы проводить ту, что должна была составить его счастье, в последний путь, и второй - чтобы надеть старинное кольцо на палец ее сестре.
Керри никогда не любила лорда Эдвина. Он был намного старше, ему уже исполнилось тридцать лет, а Керри всегда терялась в обществе взрослых мужчин. Ей было бы проще найти язык с любым другим человеком, но не с лордом Эдвином, хоть она и знала его с рождения. Эмили хорошо подходила ему, заставляя его улыбаться и выходить из той меланхолии, в которой он обычно прибывал. С Эмили он преображался, смеялся, пел с ней романсы, играл в четыре руки вальс. Теперь же он навсегда погрузился в меланхолию, будто кто-то задул свечу, что зажигала Эмили в его глазах.
-Лорд Эдвин..., - Керри смотрела на него, боясь разрыдаться.
Он повернул красивое лицо, словно выточенное из камня, посмотрел прямо на нее, и синие глаза его были, как темные омуты.
-Да, леди Керолайн.
Голос его, всегда мягкий, когда была жива Эмили, звучал стальными нотками, и Керри вся сжалась под его взглядом.
-Вы же не сердитесь на меня? - почти прошептала она.
Он некоторое время просто смотрел на нее, будто впервые увидел.
-Ну что вы, леди Керолайн, - сказал он наконец, - вы ни в чем не виноваты.