Не в счёт. Бонус

***

Полгода спустя

Июнь-июль-август

– Двенадцатая! Двенадцатая группа где?! Проходим на тест! Не задерживаемся!

– Я не слышу, какие ушли?

– Ещё одни, и потом мы.

– Ой, народ…

Актовый зал второго корпуса гудит переполошенным ульем. Он походит на доведенный до грани, до высшего напряжения и последнего нерва улей. И с бутылками воды, одолженными халатами, с зачётками по нему туда-сюда носятся.

Сидит кто-то замершим и ожидающим истуканом.

Или повторяет, глотая последние секунды перед смертью, треклятые тесты:

– …препаратом первого выбора при остром отравлении органическими соединениями ртути является…

– Сукцимер. А чем сопровождается при перикардите элевация сегмента…

Депрессией.

Я помню.

Я отвечаю на выхваченный из общего гама чужой вопрос мысленно, выдыхаю, переплетая и сжимая пальцы, что это знаю. И про стандарты и порядки помощи, перестав путать, я вопросы наконец запомнила.

Я прорешала и выучила за полтора месяца все пять тысяч и ещё сто сорок сверху добавленных вчера вопросов, и место в психичке поэтому я себе заработала.

Нельзя пережить ГОСы и не сойти с ума.

– Ребят, – Катька, вставая на кресло коленками и вырастая над нами, говорит громко и звонко, хлопает в ладоши, чтоб внимание точно привлечь, – зачётки отдаем при входе. Там перед кабинетами столы стоят. А листочки с практикой после теста вытягиваем.

И сдаем мы её через два дня.

Три вечера, два дня, три ночи на подготовку – это много или мало?

– Твою же мать, писец котёнку… – я, сползая по креслу вниз, шиплю приглушенно, забываю враз, хоть и на мгновение, про чёртов тест. – Ивницкая, я доплисты по практике в зачётку так и не вставила.

– Она уже не Ивницкая, – Кузнецов, то ли спавший, то ли молитвы читавший, глаза открывает моментально, поправляет занудно-ревностно.

– А ты уже папаша, – я ворчу от нервов.

Точно от них.

И от Тёмочки, который, довольно скалясь, уточняет дотошно:

– Будущий.

– Измайлов ещё в пути? – Ивницкая, теперь Кузнецова, спрашивает деловито, морщит нос, выдвигая идеи и отрываясь от телефона. – Их группа ведь позже сдает, да? Может он ещё успеет степлер купить? Или скотч, чтоб присобачить.

– Не успеет, – я, замечая Глеба первой, выдыхаю с досадой.

Он же пробирается к нам, лавируя между кучками уже сдавших и ещё готовящихся, интересующихся, какие вопросы не из базы были. И по небрежно уложенным волосам в таком знакомом жесте Измайлов рукой проводит.

Не только нас пробирает до дрожи этот день.

– Ла-а-адно, – Полька, перехватывая мой взгляд, бормочет азартно-решительно, – попробуем так. Давай её сюда.

Она отбирает мою зачётку, чтобы, отогнув скобы, весь главный документ студента, исписанный столькими предметами и подписями, распотрошить до самой обложки.

И листы, ища куда надо вставить практику, мы считаем дружно.

– Полина, Алина, вы… – Катька, вытягивая шею и угрожающе щурясь, творящееся безобразие углядывает зорко, – …вы чего там творите, а?!

– Зачётку.

– А заранее? Я же писала!

– Я забыла, – глаза, поднимая голову, я округляю честно и покаянно.

И староста, что пока ещё староста и что ворчит в последний – самый-самый последний раз! – на нас, не раздражает.

Наоборот, улыбнуться несмотря на всё напряжение тянет.

Но…

Глеб, добираясь и плюхаясь рядом, отвлекает. Он прожигает взглядом меня, обводит им всех нас и говорит, что тринадцатая группа уже пошла.

А значит, следующие мы.

А значит, вот сейчас – минута, две, три – и позовут нас.

А значит, полетят, дав отсчет, две недели кромешного и бессонного ада из государственного теста, вытянутой – терапия, хирургия или гинекология-акушня? – практики и решающих задач перед целым столом комиссии.

– Четырнадцатая!

Ухает, проваливаясь в дрожащие даже пятки, сердце.

Пробегает в глазах оглянувшейся на нас Катьки паника, которая отражение в моих, Ивницкой, всех наших глазах находит. Трёт, вставая первым и задавая путь, могучую шею Тёма. Он выдает улыбку, что в отличие от всех прежних такая кривая и нервная.

И обручальное кольцо, надетое на средний палец, я кручу. Я проворачиваю его по сложившейся привычке, пока иду, поднимаюсь вслед за всеми по лестнице. Я не отрываю от него, как от самого мощного успокоительного, пальцы второй руки.

Я успокаиваюсь, как и всегда, этим кольцом.