Не все девочки делают это

16. Конкурс. Выступление.

Конкурс детского вокала «Золушкин Бал» начался. Подружки по жеребьёвке были в третьей десятке. Конкурсантки торчали за кулисами, отсматривая соперников и соперниц. (Соперников – в смысле, поющих пацанов – было не так уж и мало!)

Наташка по привычке доставала всех вокруг, а Марьяна всё вспоминала их случайное столкновение взглядов – её и Вольского.

…Или неслучайное? Ну ладно, первый раз он просто общался со стоящими в кулисах ребятами – вертел головой туда-сюда… Но во второй раз он точно выхватил взглядом из сумрака кулис именно её глаза! «…и пусть у каждого будет та песня, которая приведёт их к успеху… А кого-то – уже и сегодня!..» - и доля секунды – касание взглядом – настолько краткое, неуловимое – и при этом осязаемое, до мурашек по коже при одном воспоминании… Он действительно обращался прямо к ней в этот момент?!

Думать об этом было настолько приятно, что Марьяна заулыбалась помимо воли, но тут же себя одёрнула: да нет, конечно! Просто случайный выбор пал на неё – из толпы взволнованных вокалистов… Надо же на кого-то было смотреть. А она стояла ближе всех, вот самый логичный и простой ответ, и нечего себя распалять какими-то наивными детскими фантазиями!

Внезапно девушка почувствовала, как её приобняли – Эсмира подошла сзади и притянула её к себе, словно дочь, – и девушка моментально растаяла и расцвела в счастливой улыбке. Сокровенный момент!..

- Волнуешься? – спросила руководительница, и от этого марьянины кудри колыхнулись на виске.

- Агааа… - прошептала она, сглотнув.

Эсмира развернула девушку лицом к себе, крепко сжав плечи и посмотрела прямо в глаза: пронзительно, как она умела, - строго и в то же время окрыляюще:

- Ты – не боишься! – проговорила она раздельно, словно кодируя её на каком-то подсознательном уровне, и добрые лучики-морщинки собрались в уголках её прищуренных глаз. – Соберись, моя девочка! – и суровая улыбка на миг скользнула по её твёрдым губам.

…Наташка спела дурно.

Насмотревшись на соперников, большинство из которых пели, стоя столбом по центру сцены (и многие, надо сказать, неплохо!) – она накрутила себя и решила «брать артистизмом». Но эмоции сыграли с ней злую шутку: всю песню Лукошникова дико кривлялась, делая такие ужимки и так извиваясь, будто хотела соблазнить жюри в полном составе, включая даже грузинку – доцента кафедры эстрадного вокала. Самое смешное, что на репетициях Наташка всегда скромно стояла у инструмента, а тут… откуда что взялось!

Марьяна ошарашенно оглянулась на руководительницу.

Эсмира, поджав губы, обречённо смотрела на взбесившуюся Наташку и водила головой из стороны в сторону. Потом переглянулась понимающе с подошедшей Валерией Владимировной, и та хмыкнула меланхолически:

- Истерика…

- Я убью её… - устало ответила Эсмира. - Вот допоёт сейчас – и убью...

- Да это нервное, Эсмир! – попыталась оправдать Наташку Вэ-Вэ. – Видишь же, как её понесло…

Руководитель ничего не ответила, продолжая взирать на наташкино безобразие потускневшим, скучающим взглядом.

В итоге Наташка раскланялась, отдала Лёне радиомикрофон и убежала в другую кулису – реветь.

Как спела сама Марьяна – она не помнила.

Ничего, кроме первых секунд.

В памяти отпечатался голос ведущего:

- …за роялем – Валерия Бабаева.

Секунда оглушительной тишины.

И потом – хрустальное вступление.

И тяжесть микрофона в руке.

Хлынувший со всех сторон свет.

И дрожащие мышцы напряжённых ног – от каблуков.

И дальше в памяти наступил провал…

Марьяна пришла в себя за кулисами, где Эсмира и Вэ-Вэ наперебой ей что-то говорили ободряющее и гладили по плечам и волосам. Улыбались. Потом прибежала из зала мама, крепко прижала к себе, обцеловала, унеслась смотреть остальных…

На всё ещё дрожащих ногах Марьяна тихо доковыляла по пустой лестнице на свой третий этаж до «Кантилены», дёрнула скрипучую дверь, прошла три ступеньки, залезла в сумку и, достав бутылку с водой, обессиленно рухнула на ближайший стул. С наслаждением сделала несколько глотков – и вдруг боковым зрением увидела движение шторы, чуть не подскочив от неожиданности.

…У окна за шторой стояла Наташка.

Она не обернулась на шаги, продолжая упорно смотреть в окно, изредка шмыгая распухшим носом. Потом кашлянула и сипло сказала:

- Ты круто спела.

- Я… ничё не помню… - промямлила Марьяна.

Слова воцарилась тишина, в которой надсадно гудела (на ноте «соль») лампа дневного света. Обе вокалистки думали о своём. Через стены глухо доносилась ритмичная вибрация – конкурс продолжался.

- Я видела с балкона… я туда реветь ушла. – Наташка снова шмыгнула носом. – Кога ты пела, они все смотрели, потом Килль что-то сказал Вольскому, потом этой Джу…нашвили…  И ещё они тебе хлопали! Все, вчетвером! – запальчиво сказала она, словно уличив Марьяну в чём-то плохом.

- Они всем хлопают… - вяло отозвалась Марьяна.

- Не всем! – резко обернулась Наташка и, выпутавшись из шторы, подбежала к ней. Присела, шурша бриллиантовыми оборками, заглянула в глаза:

- Ты реально круто спела, Марьяш!

- Я реально не помню ни-че-го! – Марьяна нервно закусила ноготь.

- А лица жюри?

- Ну ты что… я ж в луче была. Ни черта же не видно, тьма – и только прожектора с трёх сторон! Сама же знаешь…