Небо и земля. Том 2

34

Он приехал после бурана, когда горожане успели протоптать тропинки, а машины расчистили дороги, и теперь вдоль обочин громоздились снежные хребты. 
    А'Веч встретил утром на крыльце ратуши. Прислонился к перилам и курил, наблюдая за спешащей Айями. 
    И сбился шаг, а сердце взволнованно подпрыгнуло. Потому как, заметив издали знакомую фигуру, Айями вдруг поняла: оказывается, она скучала. Но ни в какую не хотела признавать. 
    Забылось всё: и натянутость, возникшая перед отъездом господина подполковника, и неловкость из-за его исключительной щедроты. И неприятное открытие о прослушке тоже забылось, хотя первое время Айями коробило при мысли о том, что А'Веч регулярно читал стенограммы разговоров. Или, надев наушники, бесцеремонно вникал в болтовню амидареек. 
    Однако, обдумав, Айями нашла оправдательные доводы в его защиту. По всему выходило, что в комнате переводчиц нет микрофонов. Иначе господин подполковник сразу бы узнал о домогательствах приезжего капитана, и не закрутилась бы карусель с недоговорками, недопониманием и беспочвенными подозрениями. Ну, а шпионское устройство в больнице установлено не по личной прихоти, а потому что так полагается. Прослушка - обычное дело для военных. 
    Об этом и постоялец сказал, когда Айями поинтересовалась: могут ли даганны поставить следящую штучку в квартиру. "Жучок" - поправил Айрамир авторитетно. 
    - А смысл? - пожал он плечами. - Чтобы узнать, о чем треплются в твоем доме, придется незаметно установить микрофоны во всех квартирах. И вывести провода к единому разведывательному пункту. Поставить аппаратуру. Запустить генератор для электричества. Опять же, какова цель слежки: слушать или записывать на пленку? Необходимо держать несколько человек для круглосуточного наблюдения. И отапливаться. Нет, это невыгодно. Хотя иногда и выгодой поступаются, если думают, что поднадзорный объект владеет ценной информацией. А с тебя-то что взять? Слухи да сплетни. 
    - Ну... я же переводчица. Мало ли что могу утаить, - сказала Айями, уязвленная пренебрежительным тоном парня. 
    - Ну и что? Ты же ничего не видишь, ничего не знаешь. Уткнешься с утра в бумажки - и так до вечера. 
    - "Поднадзорный объект", "жучок", - передразнила Айями. - Откуда нахватался-то? 
    - Товарищ рассказывал. Ему в училище разведдело читали. 
    - А на работе могут поставить прослушку? - допытывалась Айями. 
    - Вполне. Еще ставят там, где бывает много народу, и большая проходимость, - ответил парень. - Я бы и в храме поставил, в исповедальне. 
    Айями лишь головой покачала в ответ на святотатственные слова. Хотя кто знает? Не исключено, что и церковную обитель напичкали микрофонами и записывают на ленту откровения прихожан. А господин подполковник в любой момент мог отдать приказ: оборудовать комнату переводчиц следящими устройствами. В целях неповторения неприятных казусов с сородичами-даганнами. 
     Поэтому, придя на следующий день на работу, Айями поступила так же, как и врачевательница. Но сперва обошла помещение, выискивая подозрительности. И пускай не обнаружилось ничего, мало-мальски внушающего сомнение, всё ж Айями написала краткую записку и положила перед напарницей. Прочитав, Мариаль вскинула встревоженный взгляд. Значит, не догадывалсь, - поняла Айями. 
    "Спасибо" - ответила Мариаль строчкой ниже. - "А дома?" 
    "Вряд ли" - успокоила Айями, а после избавилась от улики как заправский шпион. Изрезала мелко-мелко, посчитав, что подслушивателей - если таковые имеются - может заинтересовать звук рвущейся бумаги. 
    Теперь переводчицы обдумывали фразы перед тем, как произнести вслух. Незначащие разговоры предназначались для чужих ушей, а важные поверялись бумаге. И на шутки Имара женщины отзывались настороженно, заставляя его недоумевать. Наверное, Имар решил, что амидарейки поддерживают смех из вежливости, а на самом деле чужеземный юмор им непонятен. 
    Дни текли, объем работы не уменьшался, словарный запас даганского пополнялся, а господин подполковник не возвращался. И Айями начала испытывать смутное беспокойство. Чтобы отвлечься от тревожных раздумий, не раз проигрывала в воображении сцену встречи: где и как та произойдет; что скажет Айями, а что ответит А'Веч. 
    И вот он приехал - как всегда неожиданно, сколько бы ни готовилась Айями, репетируя. И встречал на крыльце, затягиваясь сигаретой и выпуская дым струйкой. Как обычно, как всегда. Словно бы и не уезжал. 
    - Здравствуй... те, - сказала Айями, добавив окончание - не для него, а для двух офицеров, показавшихся в дверях. Чтобы соблюсти приличия при посторонних. И дистанцию. 
    - Здравствуй, - кивнул А'Веч. Бросив окурок на снег, отсалютовал сослуживцам и вошел в фойе вслед за Айями. 
    Так и следовал за ней по лестнице - тремя ступеньками ниже. 
    Так и разошлись в разные стороны. На втором этаже она - налево, а он - выше. Шла Айями, не смея обернуться. Но чувствовала кожей его взгляд, и нервы натянулись струнами. 
    И работа не заладилась. В третий раз Айями заправила печатную машинку бумагой и топнула сердито ногой, запортив лист. А отвлекалась оттого, что поглядывала беспрестанно на часы, следя за стрелками и подгоняя время к обеду. 
    Чтобы увидеть его. 
    Потому что он сильный и надежный. А еще заботливый и предусмотрительный, пожалуй, даже чересчур. И потому что тоже рад встрече, и чтобы это понять, не нужно обладать тонким чутьем. Достаточно видеть, как он пружинисто вскакивает с тахты и ждет, замерев, когда Айями подойдет ближе. Достаточно знать, что он отчитывал минуты до её прихода, сжимая и разжимая кулаки. От нетерпения. 
    Ну и пусть он опять увернулся, не позволив себя поцеловать. Зато не обделил вниманием изгиб шеи и прикусил мочку - в пылу утоленного желания. И опять распускал руки - беззастенчиво и нахально. 
    Айями не обиделась на мимолетное проявление брезгливости. Потому что у нее было достаточно времени, чтобы обдумать и... смириться. 
    Говорят, время - лучший лекарь. Но оно же - и лучший советчик. И неожиданно подкидывает здравую мысль, когда из ночи в ночь ворочаешься в постели без сна, и разные глупости лезут в голову. 
    Всего лишь следует относиться к плотским желаниям господина подполковника как к работе. Или как к необременительным обязанностям. И не принимать близко к сердцу ранее подмеченные унизительные мелочи. 
    А'Веч - человек военной выправки и не привык разлеживаться в обнимку с женщиной, тем более, с амидарейкой. Что до поцелуев... Айями привыкнет к их отсутствию. Почти привыкла. Притворяться же научилась. И впредь она не наденет на лицо маску обиженности, а будет приветлива и улыбчива с покровителем. 
    Что еще нужно мужчине, вернувшемуся из долгой поездки? Внимание и участие. Айями сможет, это нетрудно. В конце концов, это мизер по сравнению с масштабами заботы, коей окружил господин подполковник. Он - покровитель, она - содержанка, и у каждого из них свои обязанности, которые следует выполнять. Веч справляется на ура, а вот Айями проявила неуместную избалованность. 
     - Вы... ты надолго вернулся? - спросила она неловко, когда пришла очередь традиционного обеда, сервированного на двоих. 
    - Спешишь избавиться? - хмыкнул Веч. Отломил от лепешки знатный кусок и, свернув трубочкой, отправил в рот. 
    На этот раз господин подполковник не церемонился и поглощал варево с завидным аппетитом. Правда, зачерпывал ложкой из отдельной кастрюльки. И надо сказать, Айями понравилось, как он ел. Кто-то вкушает пищу неряшливо, усеивая крошками стол, у кого-то дырявый рот, кто-то чавкает и с шумом втягивает суп, кто-то дует на горячую кашу так, что брызги разлетаются в разные стороны. А вот Веч ел... вкусно. Заразительно. 
    - Я беспокоилась. Вы... ты снова уедешь? 
    Он отставил ложку. Наверное, озадачился несвойственной разговорчивостью мехрем*. 
    - Ты... вы не подумайте, что я вынюхиваю. Просто никто не говорит толком, а вдруг что-нибудь случилось? То есть, мне неинтересно знать, случилось или нет, потому что это военная тайна... - запуталась в объяснениях Айями. 
    - Теперь уж нескоро уеду, - ответил Веч, забавляясь её бессвязным меканьем. - Ты ходила в больницу, - то ли спросил, то ли утвердил. 
    И тем самым, признал: даже отсутствуя, он не упускал Айями из виду. Дежурный указал в рапорте, а прослушка подтвердила. 
     - Да, - ответила Айями настороженно. К чему господин подполковник сменил тему? 
    - Я договорюсь с Оттином... нашим врачом. Он осмотрит тебя. 
    - Зачем? - испугалась Айями. - Я простывала недавно, но уже долечилась. 
    - Женщины не сильны в медицине. Я не доверяю вашей... докторице, - исковеркал господин подполковник профессию Зоимэль, видно, не смог подобрать правильное окончание. 
    - Почему это? Просто вы не знаете Зоимэль. У нее характер будь здоров. Несгибаемый. Быть врачом - её призвание, - сказала Айями убежденно. - Вы не доверяете женщинам, а я не доверяю мужчинам! И ходила в больницу не по нужде, а в гости. 
    Сказала - и прикусила язык. Догадался ли Веч, что часть его подарков "ушла" в другие руки? Наверняка В'Аррас докладывает начальнику по телефону о каждом шаге и слове Айями. 
    Судя по лицу, Веч не догадался. Но ждал разъяснений: с какой стати ей приспичило отправиться после работы в больницу? Визиты-то нечасты. 
     - Я многим обязана Зоимэль. Она спасла мою дочку. Люнечка родилась синюшной, не дышала уже. 
    - У нас твою дочь звали бы Луной, - сказал Веч ни с того, ни с сего. 
    - Звучит необычно. И непривычно, - ответила Айями с улыбкой, чем вновь обескуражила собеседника. Определенно, Веч не ожидал большой общительности от своей мехрем. 
    - Не страннее, чем ваши амидарейские имена, - ответил ворчливо. 
    - Спасибо вам... то есть, тебе, - поправилась Айями. - И особая благодарность от Люнечки. За морковь и яблоки. За мед и за леденцы. За всё. 
    Время, как лучший советчик, успело нашептать: ради неё, Айями, господин подполковник выдал военный секрет. Потому как, не узнай она о "жучке", этот вывод напросился бы сам собой, пусть и не сразу. Закономерное умозаключение, когда даганский солдат приносит посылку домой вскоре после разговора в больнице. И, похоже, Веч не исключал, что его мехрем догадается, но всё же отдал приказ, и помощник организовал доставку вкусностей. 
    - На здоровье, - ответил Веч, помрачнев. Свел брови, задумавшись о чем-то своём. 
    Айями закусила губу. Зря она открыла рот, чтобы выразить свою признательность. Высказала и, тем самым, напомнила господину подполковнику о должностном нарушении. Следует срочно исправлять оплошность. 
    - У яблок чудесный аромат. И морковка сочная и сладкая. Я тоже попробовала и до сих пор в восхищении. Вы... Для тебя нет ничего невозможного, - сказала Айями смущенно. 
    Любому мужчине приятна похвала, и нужно чаще говорить, что он особенный и неповторимый. И исподволь напоминать, что её, слабую и глупую женщину, пленила настойчивость и необыкновенная забота Веча. 
    - Ну да, - согласился он, нисколечко не оттаяв. 
    Но Айями не испугалась отчужденности, просквозившей в его голосе, и решила не отступать. В конце концов, амидарейка она или нет? И способность к дипломатии у нее в крови. 
    - У меня фасолевый суп. А у вас... у тебя другой? - потянулась, чтобы заглянуть в кастрюльку Веча. - Пахнет аппетитно. 
    - Не с фасолью, а с чечевицей, - поправил он. - А у меня со спаржей. 
    - Спаржа... знакомое слово. Это растение такое, да? В наших краях не выращивают. Можно попробовать? 
    Веч зафыркал через нос. Вроде как рассмеялся. 
    - Растение, да. У спаржи съедобные ростки. Но пробовать суп не советую. 
    - Ну хотя бы половину ложки, - не унималась Айями. 
    Неожиданно ей пришло в голову, что брезгливость Веча распространяется и на еду из общей посуды. 
    - Треть. А лучше три капли, - согласился он. 
    Налил шипучего напитка в кружку доверху и придвинул к Айями. 
    - Это ойрен. 
    А затем просветил, что необычная ложка с тонкой ручкой называется чумиш, а глиняный кувшинчик с остатками газированного питья - хумбар. И, не побрезговал зачерпнуть спаржевого супа своей ложкой, поднеся на пробу ко рту Айями. 
    Как и обещал, три капли. Но и того хватило, чтобы у неё выступили слезы, а дыхание перехватило. Спасительная кружка оказалась рядом, Веч вовремя её сунул в руки задыхающейся Айями. Освежающий напиток пролился в горло, охваченное огнем. 
    - Все святые, где тут спаржа? - просипела Айями. - Жидкое пламя, не иначе. 
    - Вызову врача, пусть осмотрит, - сказал обеспокоенно Веч, поднимаясь с тахты. - Этак и связки сжечь недолго. 
    - Нет! Не нужно, - ухватилась Айями за его рукав. - Скоро пройдет. 
    Господин подполковник уселся с недовольным видом и, хмурясь, ждал, когда она прокхыкается и осушит между делом вторую кружку ойрена. 
    - Это суп из перца, а не из спаржи. Из-за острых специй я не поняла её вкуса, - посетовала Айями шутливо, мол, не случилось ничего страшного, просто дегустация оказалась неудачной. Чем не повод для анекдота? 
    "- Девочка, а почему пятый день у тебя большие глазки?" 
    "- Это я, даганского супа поела, дяденька". 
    - Возможно, так и есть, - признал Веч. - У каждого блюда неповторимый вкус, и следует добавлять специи с умом, иначе получится бурда. А может, суп хорош, но все дело в том, что кое у кого нет закалки. 
    Айями поняла, что он поддержал шутку, ответив тем же, и рассмеялась. Получилось хрипло. 
    - У молодой спаржи сочные и сладковатые побеги. А выращивают её в темноте, - сказал Веч. 
    - Да, я знаю. Из школы, - кивнула Айями. - Считается, что это деликатес. 
    - Кому как. Обещаю, когда распробуешь, тебе понравится. 
    Он сдержал слово, и на следующий день Айями насладилась обедом, приготовленным из экзотического растения. И супом, и запеканкой и даже пирогом. Блюда оказались вполне съедобными, и присутствие приправ почти не ощущалось. 
    - Замечательно, - похвалила искренне Айями, отведав с аппетитом. Разумеется, после того, как Веч утолил свои мужские потребности. - Ваш повар - знаток кулинарии. Наверное, его удивляет, что приходится готовить без специй. 
    - Он плачет, - ответил Веч. 
    - Почему? - изумилась Айями. 
    - От расстройства. Разве можно не любить перец и хрен? И побольше, чтобы плавился язык, - пояснил господин подполковник. - Поэтому наш повар считает, что блюдо без специй - это деньги на ветер. 
    И опять Айями поняла: он шутит. И рассмеялась вместо того, чтобы обидеться и отгородиться молчанием. 
    Да и Веч посмеивался. Со вчерашнего дня его настроение улучшилось, и Айями признала, что выбрала правильную тактику: быть веселой, разговорчивой и почаще восторгаться умом и талантами покровителя. И тогда господин подполковник начнет посматривать на Айями не то чтобы завороженно, но по-особому. Безотрывно. Любуясь. И взяв положенное, не вскинется с тахты, а задержится. Проведет ладонью по ноге Айями - от лодыжки до бедра. И, развлекаясь, оттянет резинку чулок, чтобы та легонько хлястнула по коже. 
    А вечером домой доставят посылку с разными мелочами, среди которых найдется и мыло, и зубной порошок, и нитки в мотках, и растительное масло, и коробочка с приправами. А в отдельном пакете отыщутся странные беловатые стебли с ростками на конце и записка с размашистым почерком. А в ней - простой и доступный рецепт приготовления вкусного ужина из спаржи. 
     
    Господин подполковник, как и пообещал, о дальних поездках не помышлял. И встречи в кабинете перешли в категорию регулярных, с той лишь разницей, что случались днем или после работы. И с обязательной трапезой в довершение. 
    Айями не раз поблагодарила провидение за отличную идею, пришедшую однажды в голову. И старалась быть безупречной мехрем, чтобы угодить Вечу. 
    Мужскую физиологию не переделать, проще под неё подстроиться. Притерпеться. А в разговорах избегать скользких тем: о причинах долгих отлучек господина подполковника, о невнятном будущем, о судьбе населения Амидареи. 
    О чем же говорить? Например, о загадочном животном яке или о причине сладковатого запаха сигаретного дыма. Или о том, что даганских мальчишек сызмальства закаляют в ледяной воде горных озер, куряя с головой. Или о том, что любимое развлечение даганских мужчин - драка на ножах, похожих на когти хищника. Или о том, что от человека, нарушившего закон, отказываются сородичи. Клановый знак срезают, и преступник становится изгоем. 
    А еще, как ни странно, Веч рассказывал о даганской армии. 
    Например, о том, что зеленый ромбик из перекрещивающихся полосок на нашивке означает "военно-инженерная служба". Собственно, этот значок красуется на рукаве Имара и у других инженеров. 
    А еще в чужеземной армии есть медицинская служба и служба связи. Есть танковые войска, есть воздушные, а есть пехота. Только морских войск нету. Даганния расположена в центре континента и не имеет выхода к воде. К югу от этой страны растянулась бескрайняя пустыня, занимающая треть материка. Местные дали название океану песка - Гуалок ( Прим. - численное значение в даганском, не имеющее предела. Бесконечность). Днем пустыня испепеляет, а ночами замораживает. Полиамские горы задерживают холодные массы воздуха, приходящие с севера, благодаря чему в Даганнии мягкие и короткие зимы, лишь в горах снег лежит до середины лета. А господин подполковник воевал в артиллерийских войсках, об этом говорит значок на нашивке, отдаленно напоминающий пушку. 
    Кое-что из услышанного Айями пересказывала домашним, например, о видах и родах войск. Айрамир заметил хмуро: 
    - Вот и представь, танки и самолеты - высокоточная боевая техника. Ими не только управляют, их нужно спроектировать и построить. На заводе. И для этого нужны специалисты. Спрашивается, когда дикошарые варвары успели освоить авиастроение и научились летать? 
    - Может, благодаря поддержке нашей страны? - предположила Айями. - Когда-то у нас были хорошие отношения с Даганнией. 
    - Если так, то получается, сволочи стали готовиться к войне задолго до её начала. Накапливали боеприпасы. Патроны, бомбы, гранаты... 
    - Любая страна хочет обезопаситься от недружелюбных соседей. И у нас была армия. Танки и самолеты, - парировала Айями, запнувшись на слове "была". 
    И ведь регулярно проводились военные учения, о которых писали с пафосом в газетах. Какая мощь! Какая сила! В хвалебных фоторепортажах амидарейская артиллерия поливала шквалистым огнем фальшивые мишени, танки ползли ровными рядами по полю... Куда что подевалось? Покореженные остовы ржавеют, врастают в землю, покрытую слоем пепла вперемежку с костями. 
    Кому возданы эти жертвы? 
    Между делом Веч объяснил, что капитан стоит ниже по званию, чем майор или подполковник. Птицы, изображенные на погонах у двух последних чинов, имеют соответственно по одному и по два золотых пера в каждом крыле. 
    Он позволил рассмотреть подробнее птичий профиль с распахнутыми крыльями и крючковатым клювом. 
    - Похоже на орла, - заключила Айями после изучения. - А сколько золотых перьев на генеральских погонах? 
    - У нас нет генералов. Есть командоры, - пояснил Веч. - У них на погонах золотые птицы. 
    - Должно быть, красиво, - протянула она восхищенно. - А почему орел? Ведь это символ небесного начала. 
    - Потому что небесные кланы отстояли за собой право. На съезде командоров. 
    - Надеюсь, не кулаками, - взглянула Айями с подозрением, и кивок господина подполковника подтвердил предположение. 
    Оказалось, претенденты устроили соревновательный бохор* и определили победителя, чей знак теперь красуется на погонах офицеров. Даганнов хлебом не корми, позволь намять кому-нибудь бока. 
    В общем, ничего трудного. Удивляйся, восторгайся. Улыбайся, хвали, расспрашивай. Разбавляй общением физическую составляющую отношений. Да и Вечу, похоже, доставляло удовольствие объяснять и рассказывать. 
    Проще простого. 
    Так почему же в сердце обосновалась тоска? Закрепилась прочно и день ото дня расползалась как опухоль, отравляя исподволь мысли и настроение. 
    Перед сном, лежа в постели, Айями смотрела на свадебную фотографию с комода и думала о муже. О его нежности и заботе. 
    Микас боготворил, восхищался, лелеял. По прошествию времени его чувства вспоминались как нечто воздушное, легкое, радостное. Окрыляющее. В противовес, деловитость господина подполковника опутывала и тянула к земле. 
    Что нужно женщине? Стабильность. Защита. Спокойствие за близких. 
    Все это худо-бедно имеется. Вроде бы и грех жаловаться, но душа мается. А может, Айями, пресытившись излишествами, надумала себе проблемы? Высосала из пальца. Другие женщины ведь не изобретают сложности. 
    Взять хотя бы Мариаль. Напарница вполне довольна жизнью. 
    Хотя нет-нет, да и замечала Айями задумчивый взгляд девушки, направленный в сторону Риарили. Та, отболев, вышла недавно на работу. "Острый бронхит" - такой диагноз поставил даганский врач. Он же и назначил лечение уколами и таблетками. 
    - Ей можно болеть. Господин Л'Имар обо всем позаботится, - сказала Мариаль, когда Айями однажды отметила, что коллега запропастилась, и надо бы её проведать. 
    Имар, как и господин подполковник, добросовестно выполнял обязанности покровителя. Он настоял, чтобы Риарили наблюдалась у даганского доктора. Запугал угрозой скоротечной пневмонии или, чего доброго, туберкулезом, и бедняжка согласилась. Парадоксально, но болезнь пошла ей на пользу. Заострившиеся скулы исчезли, появился румянец, и девушка заметно похорошела. Как она пояснила, господин Л'Имар, чуть ли не насильно заставлял питаться и пичкал витаминами. 
    Изобразив увлеченность переводом, Айями посматривала исподтишка на парочку. Не из ревности или по какой-нибудь другой причине, а из любопытства. Выискивала изменения в их отношениях и не находила. Общаясь со своей мехрем, Имар перешел на запанибратское "ты", однако ж, не делал ей скидку на правах исключительности. Загружал работой в прежних объемах и учинял спрос, как и с других переводчиц. Риарили обращалась к своему покровителю на "вы" и называла "господином Л'Имаром", как и до болезни. При этом не испытывала ни капли смущения или неловкости, и не демонстрировала алеющие щеки, которые выдали бы её с головой. Из чего проистекал вывод: Имар покровительствует девушке формально, и у них дружеская договоренность. 
    Айями испытала укол острой зависти. К Риарили, для которой обстоятельства сложились более чем удачно. К бескорыстию, которым одаривал её Имар. Вот ведь повезло девчонке! Пользуется свалившимися благами, а взамен от нее не требуют никаких обязательств. 
    Да и Мариаль поглядывала на счастливицу с затаенной грустью, из чего следовало, что жизнь Мариаль не так уж безмятежна, как кажется. Наверное, девушка представляла, как повернулась бы судьба, подойди заезжий даганский капитан сперва к Риарили. Представляла - и кусала губы от расстройства. 
    И Айями, как воришка, стыдясь, примерила на себя несостоявшиеся отношения с Имаром. Остались бы они формальными, добейся Имар покровительства? Согласился бы он соблюдать дистанцию или взялся бы настаивать на своих правах? 
    Пару раз они столкнулись в коридоре, когда Айями поднималась на третий этаж, или, наоборот, спускалась. Имар молча посторонился, уступая дорогу. В глазах - ни осуждения, ни презрения. Простая констатация факта: он знал, куда и зачем идет Айями. 
    Вздохнув, она опустила глаза к переводу. 
    Что нужно женщине? Не поймешь. Семья сыта, обута, одета, так почему душа скована невидимыми цепями? 
    Или взять Оламирь. Той всё нипочем - и на первый взгляд, и на второй. 
    В выходные, произведя нехитрые подсчеты, Айями перебрала продукты и отложила часть продовольствия в сумку. Чтобы раз и навсегда расквитаться за долг. Эммалиэ, заметив сборы, покачала головой неодобрительно, мол, не жирно ли будет Оламке заграбастать столько добра, и за что? Но Айями с упрямой решительностью подхватила тяжелую поклажу и отправилась за расплатой. 
    - Вот это я понимаю, - сказала Оламирь, подбросив на ладони плитку шоколада. - Молодец, моя наука не прошла даром. 
    Радушие хозяйки по-прежнему не распространялось дальше прихожей. Оламирь встретила в халатике с глубоким вырезом, открывающим ложбинку груди. И выглядела роскошно, формы заметно округлились. Хотя под глазами залегли тени, наверное, от недосыпа или от неумеренностей сытой жизни. Белокурые волосы, локон к локону, разительно контрастировали с черными бровями и накрашенными ресницами. Определенно, яркая внешность имела целью привлечение мужского внимания - чтобы бить на поражение и валить навзничь. 
    - Мы в расчете? - уточнила сухо Айями. 
    - Вполне, - согласилась хозяйка. - Выглядишь не ахти. Никак заездил вояка? 
    Не ответив, гостья повернулась к двери. Оламирь перегородила дорогу, взявшись за дверную ручку. 
    - Как приспичит, приходи. Поделюсь таблеточками. Если регулярно принимать, то не понесешь. Чему удивляешься? Для меня даганские законы не писаны. А таблетки проверенные, ни разу не подвели. 
    - Чудеса. С неба, что ли, упали? - спросила Айями со смешком. 
    Предложение пахло сомнительно. Уж если врачевательница предупредила, что не сумеет помочь с контрацепцией, значит, даганнов невозможно обхитрить. А Зоимэль знает, что говорит. 
    - От надежного поставщика. Не веришь? Бордельные шлюшки тоже на таблетках, и ничего. Ни одна не забрюхатела. 
    - Допустим, соглашусь. Что взамен? 
    Оламирь свела губы бантиком. 
    - Мы теперь свои люди, при случае сочтемся. Я не тороплю, но и ты не тяни. Посоображай хорошенько. С даганским темпераментом залетишь в два счета. И глазом не успеешь моргнуть. 
    - Я подумаю. 
    - Смотри, дело твоё. Но учти, если ляпнешь кому-нибудь, устрою веселую жизнь и тебе, и твоей семейке. Пожалеешь, что появилась на свет, - пригрозила Оламирь. 
    Знать, побаивается разоблачения, хоть и хвастает, что даганские правила для неё не указ. И не факт, что господин У'Крам осведомлен. 
    - Не дура. Сказала же, подумаю, - огрызнулась Айями. 
    - Знаю, не сглупишь. Послушай моего совета и выжимай из хахаля по максимуму. Пользуйся моментом, пока он у тебя на крючке. Даганны ж не особо церемонятся. Если покровитель узнает, что ты залетела, не раздумывая, отправит в Даганнию, а на твое место найдет другую. Здесь ты вьешь из него веревки, а там таких, как ты, море. Он и не вспомнит о тебе. Мы же для даганнов хоть и экзотические птички, а все на одно лицо. Им плевать, кого раскладывать на диване. И от экзотики можно устать. Вот они и отдыхают в борделе, в компании размалеванных шлюх, - закончила Оламирь едко. 
    Побледнела Айями. Больно жалили циничные слова. А еще веяло от них горечью. И правдивостью. И вдруг стала очевидной простая истина, что несчастлива Оламирь, хоть и не показывает виду. И топит в даганском вине отчаяние, спрятанное глубоко-глубоко, на дне души. 
    Айями не сказала соседке о содержании разговора. Обмолвилась обтекаемо, мол, среди горожанок гуляют слухи о волшебных средствах от нежелательной беременности, на что Эммалиэ ответила: 
    - Не рискуй, не пробуй. Не слыхала я, чтобы чудесные таблетки помогли кому-нибудь. Зато наши женщины потихоньку уезжают, покуда незаметно, что в тягости. 
    Значит, Оламирь предлагает помощь не всем подряд, а избирательно. И одарила вниманием Айями, потому что та отхватила "шишку". Не захудалого лейтенантика, а господина подполковника. Высокого военачальника. 
    - Что же делать? Как уберечься? - размышляла Айями вслух, грызя ноготь. 
    - Для начала высчитывать безопасные дни, - ответила Эммалиэ. - И молиться, чтобы циклимы не наступили. 
    Мудрая и деликатная Эммалиэ. Заметила, что Айями вернулась домой сама не своя, и поддержала, не став поучать: "А ведь я предупреждала". Хотя могла бы. 
     Но соседка не догадывалась, что Айями боялась не возможной тягости. Угнетала мысль, что слова Оламки окажутся правдой, и что господину подполковнику плевать, какую амидарейку обхаживать. Оттого и промолчала Айями о том, что заметила недавно: грудь потяжелела и приобрела болезненную чувствительность. Особенно отчетливо дискомфорт ощущался по утрам, со сна. 
    И опять навалилась череда раздумий, лишая сна и покоя. Как предотвратить беременность? Что делать, если та приключится? Сохранить или прервать? Во втором случае - подпольно и без гарантий. С опасностью для жизни. 
    Нет, категорически невозможно. Но и от людского презрения не удастся спрятаться. И Люнечку не защитить от человеческой злобы, и Эммалиэ. 
     Получается, единственный выход - бегство в чужую неприветливую страну. И будет так, как предрекает Оламирь. Господин подполковник посадит Айями на поезд, отправляющийся в сторону Полиамских гор, а на следующий день найдет ей замену. Как пить дать, не утерпит, ведь у даганнов отменный аппетит касаемо отношений с женщинами. Придет в клуб, усядется на диван и выберет чистенькую и стеснительную амидарейку. И будет скрупулезно выполнять обязанности покровителя по отношению к новой мехрем, как собственнические, так и материальные. Потому что у них так принято. Станет потчевать обедом и укладывать на тахте. А может, Айями - не первая, кто отправится в Даганнию по причине исключительной прыткости господина подполковника? 
    Вот так вот. Думалось, будет проще простого, а на деле оказалось трудновыполнимо. Улыбалась Айями своему покровителю, а душа, единожды взбаламутившись, не могла успокоиться. Металась загнанной птицей, не зная, что выбрать, и приходилось прилагать немалые усилия, чтобы Веч не заподозрил притворство. 
    В голову лезли разные предположения, вплоть до самых отчаянных. Определенно, он пользовался услугами других амидареек. И помалкивает о будущем, потому что знает, каким оно будет для Айями. И не целует, чтобы к ней не привыкать. И вообще, амидарейки - не те женщины, к которым стоит привязываться. Сегодня одна, завтра другая. На родине полно даганок - и вдовых, и молодых девиц. И где-то там, за горами, господина подполковника ждет жена. 
    От этих мыслей костенело сердце, а улыбка становилась неестественной, приклеенной. И с каждой новой запиской, доставляемой из приемной, Айями чувствовала, что запутывается словно птица в силках, добровольно сунувшая голову в ловушку. 
    Стоя на коленях под образами святых, она молилась вечерами, прося оттянуть неизбежное. И задавалась меркантильным вопросом: соглашаться или нет на предложение Оламирь? Что та попросит взамен за услугу? 
    А может, напрямик заявить господину подполковнику, что беременность не входит в планы Айями? Привести основательные доводы и попросить о помощи. В последнее время у Веча хорошее настроение, и ему не составит труда достать горсточку-другую таблеток. 
    Ухватилась Айями за эту идею. Обмозговывала на разные лады. И под нос бормотала, и перед зеркалом проговаривала, но так и не придумала, как начать разговор с Вечем, чтобы в итоге убедить. В таком деле поспешность может повредить, и нужно тщательно продумать стратегию. 
     
    Незаметно подоспело Свежелетие. В мирное время - праздник тыквенных пирогов и гирлянд. Теперь же вместо вкусной сдобы горожане пекли крупяные лепешки. И вынимали из коробок гирлянды, чтобы украсить дверные проемы, окна, молебные места. 
    И на работе переводчицы решили создать праздничное настроение. Айями принесла гирлянду из золоченых шаров - внутри вата, а снаружи фольга. Мариаль достала из сумки роскошную ленту с сосновыми и еловыми шишками, а Риарили - гирлянду из тряпичных бантиков. Вдобавок женщины склеили бумагу полосой и, надрезав бахромой, повесили под потолком. 
    Имар не препятствовал приготовлениям. Выделил переводчицам время, чтобы те украсили комнату, и поглядывал с любопытством на необычные манипуляции. 
    - Странно. Праздник, знаменующий начало нового года, приходится на середину зимы. 
    - Ничего странного. Зимой морозно, дни короткие. Скучно. Вот мы и придумали развлечение, - сказала Айями шутливо. - А в Даганнии когда встречают новый год? 
    - Исстари, весной. Когда солнце греет жарче, и просыпается земля. Растения пускаются в рост, звери сходятся в пары, птицы выводят потомство, - ответил Имар. - Вот тогда мы отмечаем Бейрихен. А зимой бессмысленно праздновать. 
    - Ну и что, - возразила Айями упрямо. - Свежелетие - наш праздник испокон веку. Вы радуетесь началу нового года весной, а мы - зимой. Людям нужен праздник, он поддерживает веру, когда не осталось ничего, во что можно верить. 
    Имар не нашелся с ответом. Подошел к окну, потрогал бантик из синего сатина. 
    - А почему гирлянды? - спросил примирительно. - Это ваша традиция? 
    - Каждый узелок на гирлянде символизирует событие, которое случится в новом году. Непременно приятное и хорошее. Новые встречи, новые знакомства, новые успехи. Чем больше узелков, тем лучше. Изготовление красивой гирлянды требует фантазии и немалого терпения. До войны у нас устраивали конкурсы - общешкольные, городские, республиканские. И определяли победителей. 
    - Да, я помню, - подхватила Мариаль. - Когда праздник кончался, гирлянды в школе снимали и наматывали на специальные валики... 
    - На бобины, - поправила Риарили. - Их хранили на чердаке на специальных подставках. У нас дома есть гирлянда с лампочками, но провода спутались. Непонятно, где начало, а где конец. 
    В другое время Айями вздохнула бы завистливо, и не скажешь, что взрослая женщина с ребенком. До войны электрические гирлянды только-только вошли в обиход, их привозили из столицы как большой дефицит. И окно, украшенное сияющими огоньками, притягивало взгляды прохожих. 
    - Принеси, посмотрим, будет ли гореть, - предложил Имар, и амидарейки воззрились на него удивленно. Неужели чужаку интересна такая ерунда? 
    Однако ж, на следующее утро Риарили принесла на работу клубок проводов с лампочками, а к вечеру Имар водрузил на подоконник внушительную конструкцию - неизвестный прибор в пластмассовом корпусе, из которого выходили провода распутанной гирлянды. 
    - Работает крайний правый выключатель, на прочие не обращайте внимания. Мы приспособили, что нашлось, - объяснил Имар. 
    Щелкнул тумблером, и развешенная на окне гирлянда загорелась - красным, синим, желтым, зеленым. 
    Ах! - выдохнули хором амидарейки. А Айями сглотнула ком, подступивший к горлу, и смахнула украдкой выступившие слезы. 
    Воспоминания довоенной поры завертелись калейдоскопом. Утренники, праздничные вечера... Румяные пирожки с тыквенным повидлом... Служба в храме и обязательная треть чарки церковного вина. "Мала еще" - притворно строгий голос отца. "После острига можно. Сегодня грех не испить. За будущее" - веселый голос матери... Лица одноклассников, родственников, Микаса... Раскрасневшиеся с мороза, поздравляющие... Как давно это было! И уже не повторится. 
     - Выключите свет! 
    Засуетившись, увернули лампочки в светильниках, и потонувшее в вечерних сумерках помещение озарилось волшебным светом. Разноцветные огоньки отражались в стекле, тронутом с улицы дыханием морозного инея. 
    И Мариаль не скрывала слез. Прикрыла рот ладонью, чтобы не прорвались наружу всхлипы, а плечи вздрагивали. 
    - Аама, вы расстроились? - забеспокоился Имар. 
    - Нет-нет, наоборот. Я счастлива, - ответила она дрожащим голосом, но Имар не поверил. Разве ж люди плачут, радуясь? 
    Ну и пусть. Ему не понять. 
     
    Люнечка бегала по дому, охваченная предвкушением праздника. 
    До войны красный угол с образами святых обкладывали ватой и украшали кистями мороженой рябины, яблочками-дичками, веточками снежноягодника, непременно сорванными в канун Свежелетия. Теперь плодовых деревьев не осталось, давно вырубили на дрова, однако ж, Эммалиэ принесла от знакомых сосновые шишки, набранные на лесоповале, и Люнечка с важным видом занялась украшательством. Еще бы, ей поручили архиответственное дело. 
    Под чутким руководством Эммалиэ дочка вырезала из бумаги кривокосые абстрактные фигурки и навздернула на нить. Импровизированная гирлянда украсила окно. 
    - Мама, мама, смотр-р-ри, это я сдерара! - потянула Люнечка вглубь комнаты, едва Айями переступила порог дома. 
    - Ой, милая, позволь сперва разуться и руки помыть, - сказала та, разматывая шарф. - Замечательно, - похвалила Айями результат стараний дочки. - Рукодельницей растешь. 
    Айями долго думала, стоит ли преподнести подарок господину подполковнику, ведь Свежелетие - амидарейский праздник, а даганны его не оценили, как не оценили и многие другие обычаи завоеванной страны. Да и что можно подарить высокому военачальнику? 
    В конце концов, она решила вручить скромный презент - бумажный фонарик. Дипломатический подарок без намеков. 
    Фонарики - еще один символ Свежелетия. В мирное время их изготавливали из любых подручных материалов, например, клеили из бумаги или плели из проволоки. Умельцы вырезали из дерева сувенирные безделушки. В магазинах продавали фабричные стеклянные и пластмассовые фонарики. 
    Айями сняла с полки типографский альбом с иллюстрациями и инструкциями по сворачиванию фонариков - от простеньких до сложных бутонообразных. И расположилась за столом, заняв свободное пространство бумагой, предусмотрительно прихваченной с работы. 
    Пальцы, огрубевшие от хозяйственных забот по дому, растеряли гибкость и стали непослушными. Оттого и портился лист за листом, заставляя Айями комкать в раздражении загубленные заготовки. К процессу подключились Эммалиэ и Люнечка. Мастерили втроем, усеяв пол обрезками и мятыми бумажками. Творили: кто - высунув язык от усердия, кто - бормоча невнятно ругательства, а кто - молча и с завидным терпением. 
    - Это наш обычай, - сказала Айями, протягивая на следующий день фонарик. Мол, от нашей страны - вашей стране. 
    Веч осторожно снял бумажный сувенир с ладони. На лице не отразилось ни одной эмоции. Разглядывал, изучал. 
    - Чудно, - ответил и поставил на стол. 
    Айями кольнуло разочарование. Итог вечерних стараний остался неоцененным. Это вам не кулаками махать, попробовали бы создать что-нибудь похожее, - вздернула она подбородок. 
    Наверное, из-за затаенной обиды, а может, из-за пренебрежения, с коим даганны посматривали на предновогоднюю суету горожан, из Айями лезла строптивость. Ну и пусть от поверженной страны остались руины, а предпраздничные потуги жителей смешны и жалки. Зато национальная гордость никуда не делась. 
    Правда, в свете запланированного важного разговора с Вечем надлежало склонить смиренно голову и, улучив удобный момент, изложить просьбу. И чтобы господин подполковник пошел навстречу, следовало всячески поддерживать его хорошее настроение. 
    Ох, тошно от такой вынужденности. И вдвойне тошно из-за предсказания Оламки, не желавшего выветриваться из головы. Уберегите, святые, от того, чтобы оно оказалось пророческим. 
     
    Накануне Свежелетия случилось важное событие. Столь неожиданное, что Айями не сразу осознала суть произошедшего. 
    Ушел Айрамир. Поздним вечером, в темноте. 
    Парень собрался быстро, уложившись в полчаса, потому как поджимало время. 
    Чуть раньше Эммалиэ принесла записку, переданную врачевательницей через надежных знакомых, и вручила постояльцу. Айрамир повертел вопросительно сложенным квадратиком. 
    - От кого? 
    - Не знаю. Сказали, ты знаком с отправителем. 
    - Точно! - воскликнул он, изучив письмецо. - И как я сразу не догадался! 
    Оказалось, записка сложена по-особому. Загнутые уголки образовали своеобразный замок, и перед тем, как прочитать послание, требовалось надорвать бумагу. Как пояснил Айрамир, обычная мера предосторожности. Если целостность нарушена, значит, содержимое письма вызвало чужое любопытство. 
    - Нужно уходить. Сегодня, - сказал парень, пробежав глазами по строчкам. 
    - Как? Куда? - растерялась Айями. 
    - Туда, - Айрамир помахал запиской и сунул её в карман штанов. 
    - Скажи хоть, о чем речь? 
    - Секрет, - ответил он загадочно, но, заметив расстроенное лицо Айями, сжалился: - Тут указана явка и пароль. Меня встретят. 
    И женщины засуетились. Эммалиэ достала с верхней полки небольшой рюкзак, который сшила давно и заранее. Она не сомневалась, что когда-нибудь парень уйдет. 
    Айрамир со знанием дела заполнял рюкзачок, укладывая вещи плотно и компактно. Упаковал продукты, мыло, фляжку, теплые носки, отрез ткани на портянки, пару рубах, миску с ложкой и кружку. Уложил и бритвенный станок с помазком, которые Эммалиэ выменяла при случае у одной знакомой. 
    Люнечку, чтобы не путалась под ногами, заняли книжкой, разрешив раскрашивать картинки. Невиданное дело, потому что Эммалиэ считала чирканье иллюстраций надругательством над книгами. 
    Женщины собирали второпях теплые вещи в путь-дорогу, а Айрамир приводил помещение, в котором обитал долгое время, в нежилой вид. Уничтожая улики, разобрал кровать, открутил ножки от столешницы. Выгреб из печки шлак и золу, вынул дымовую трубу из вентиляции. Теперь в случае облавы или обыска необитаемое жилище не вызовет подозрений. 
    - Подожди до Свежелетия. Все-таки праздник. Уйдешь после, - предложила Айями растерянно. Ей не верилось, что с минуты на минуту парень покинет квартиру. Вот так запросто возьмет и уйдет в никуда. 
    - Не хочу ждать. Коли зовут, пойду. Нет мочи бездельничать. 
     - От кого хоть записка? 
    - От верного человека. Вместе скрывались в поселке и бежали во время облавы. Он многому меня научил. 
    - А куда зовут? - выспрашивала Айями. 
    - В Сопротивление. 
    - Значит, оно существует? Вдруг это ловушка? Придешь на встречу, и тебя схватят. 
    - Я доверяю своему товарищу. Он не подставит. 
    - А сколько в Сопротивлении людей? И где они скрываются? - не отставала Айями. 
    - Военная тайна, - отвечал на все вопросы Айрамир. - Будешь много знать, станешь плохо спать. 
    - Ты же не бывал в городе. Заплутаешь дворами и опоздаешь на явку! - осенило Айями. 
    - Не заплутаю. Пойду по схеме. На ней подробно отмечено. С крестиком, как на карте сокровищ, - отшутился парень. 
    - А как же вторая тележка? И бидон к ней, - вспомнила Айями не к месту. 
    - Если не сумеете приспособить, обменяйте на что-нибудь годное. Ну, вот и всё. Пора. 
    Айями только вздохнула в ответ. Ничем его не удержать. Как назло, в голову не приходило ни одного разумного довода. И ведь не скажешь, что не долечился. Наоборот, вполне здоров, разве что покхыкивает. 
    Договорились об условном пароле для того, кто придет с весточкой от Айрамира. 
    - Лучше бы обойтись без посыльных. Заглядывай, когда сможешь, и мы будем спокойны, зная, что ты жив и здоров, - сказала Айями. 
    - Не факт, что получится. Служба - штука сложная. Идешь, куда пошлют, - ответил Айрамир, посуровев. 
    - Ты же не в армию собираешься. 
    - Ну и что? Дисциплину-то никто не отменял. Ну, будем прощаться, - сказал он бодро. 
    - Постой-ка. - Эммалиэ исчезла за дверью и вскоре вернулась с небольшой бутылкой под мышкой. - Выпьем за удачу и везение. 
    Соседка плеснула мутное содержимое бутылки по кружкам. На один глоток, но Айями зашлась в кашле. 
    - Что это? - просипела, отдышавшись. 
    - Самогон. С месяц назад обменяла у деревенских на рынке, - пояснила Эммалиэ. - Возьмешь с собой, для согрева. 
    - Не откажусь. Эх, хорошо пошел, - утер губы Айрамир. 
    И правда, алкоголь пронесся по венам волной огня. За грудиной растеклось тепло, ноги обмякли. 
    На прощание обнялись неуклюже и присели перед дальней дорогой. 
    - Береги себя. Не влипай в глупости, - сказала Эммалиэ и освятила парня, приложив два пальца ко лбу и к сердцу. 
    - Постараюсь. Если попадусь, вы меня не знаете, а я - вас, - отозвался он весело. 
    - Никаких "попадусь"! - пригрозила Эммалиэ и промокнула глаза краем передника. 
    - Будь осторожен. И нас не забывай. Возвращайся, если захочешь. Мы будем ждать, - ответила Айями. 
    - Спасибо за всё, - сказал Айрамир неловко. Натянул шапку до бровей, а шарф поднял до носа. Набросил лямку рюкзака на плечо и вышел в дверь. Не оглядываясь. 
    Вот и всё. Постоялец ушел, и надо бы вздохнуть с облегчением. Теперь можно спокойно спать ночами, не беспокоясь за семью. И не нужно вслушиваться с тревогой в разговоры даганнов, гадая о возможной облаве. Всё сложилось просто отлично. 
    Однако Айями расхаживала по комнате, зябко кутаясь в платок, а мыслями находилась рядом с парнем, пробиравшимся по вечерним улицам к секретному месту встречи. Наверняка Айрамир держится в тени, избегая света фонарей, и замирает, прислушиваясь к шорохам. Наверняка кособочится и прихрамывает в целях конспирации. 
    Выяснилось, что один из его товарищей жив. Где он укрывался всё это время? Может, у Зоимэль? 
    Значит, Сопротивление существует, и это не бестолковая кучка людей, а организованная группа из бывших военных, у которых есть цели и задачи. У них есть штаб и связные, как и должно быть у партизан. И это радует. Значит, не всё потеряно! 
    Только бы он не попался. Дошел бы без проблем до места, отмеченного крестиком на схеме, и благополучно ответил на позывные. Пусть судьба убережет его от пули. 
    - Не броди как неприкаянная. Садись, я чай заварила, - сказала Эммалиэ, придвигая стул. 
    Пили чай мелкими глотками и молчали, думая о своем. 
    Прибежала Люнечка, за раздувшейся щекой - медовый леденец, пальцы измазаны разноцветными грифелями. 
    - Мам, у тебя же дым ваит! - показала на парок, поднимающийся от чашки. - Тусить надо! 
    - Вот и тушу. Видишь, дую на чай. Охлаждаю. 
    - Ясно, - сказала дочка и убежала к столику - раскрашивать в книжке злого дядьку с длиннющей бородой. Нужно пользоваться моментом, покуда "бабиська" разрешает. 
    У детей всё легко и просто. И надежно - рядом с взрослыми, которые защитят. Дети и ходить-то спокойным шагом не умеют. Бегают вприпрыжку. Если они сытые и здоровые, - поправила себя Айями. 
    Всё, что ни делается, к лучшему. Значит, судьбе было угодно свести незнакомого раненого парня с двумя женщинами, чтобы те спасли ему жизнь. А теперь судьба напомнила: у Айрамира своя дорога. 
    И всё же без него грустно. Он успел стать частью маленькой семьи. Заменил брата для Айями. 
    С уходом Айрамира вдруг появилось свободное время, которое и занять-то нечем. Не с кем поговорить и поспорить. Да и Эммалиэ запечалилась. Потому что привыкла к парню как к сыну или как к внуку. 
    - Жаль, не захотел остаться. А ведь мог бы, - сказала, помешивая ложкой чай. - Справили бы документы, зажили бы одной семьей. 
    Конечно, размечталась Эммалиэ, потому что получить даганский пропуск не так уж и просто. Но ведь мечты вдохновляют. 
    - Я думала, мы для него что-то значим. Думала, прикипел, - поддакнула ей в тон Айями. - Эвон, ни близких у него, ни родных. Так ли хорошо быть одиночкой? 
    - Если бы не значили, Айрамир натворил бы дел и нас подвел, - ответила соседка уверенно. - А он стерпел. Так, языком чесал от безделья, но удержался от рисковых поступков. 
    И все равно грустно. 
    Пусто в квартире Эммалиэ. Быстро выстудилось жилище, и печка, вобрав холод, стала ледяной. 
    Пока живая душа обитала по соседству, было спокойнее. А теперь тревожно. И на ночь Эммалиэ положила риволийский стилет под подушку. 
    Разучились женщины быть одинокими. 
     
    Наступило Свежелетие. В довоенное время амидарейцы встречали праздник в кругу семьи, а после отправлялись в храм. Чтобы поклониться, но не Хикаяси, а святым. Этот праздник не для неё. 
    Святых просили о поддержке и о благословении в новом году. Желали встречным всяческих успехов и счастья. Обменивались фонариками. Угощали тыквенными пирогами. 
    Даганны, прознав о празднике, пошли навстречу и после обеда отпустили амидареек по домам. И приостановили работы на лесоповале, хотя планомерно вырубали квадрат за квадратом, не отступая от известного им одним графика. 
    От Веча ничего не скрыть и не утаить. Заметив, что Айями поглядывает на часы и постукивает нетерпеливо носком, он понял, что сегодня от неё не будет толку. Пришлось господину подполковнику освободить Айями от обязанностей мехрем, что он и сделал с видимым сожалением. 
    - А как встречают новый год в Даганнии? - спросила она с вежливой заинтересованностью. И не показала виду, что задета равнодушием Веча к обычаям побежденной страны. 
    - Режут овец, коз. Жарят баранину. Пьют ойрен. Соревнуются. Устраивают ярмарки специй. Играют свадьбы, - ответил он сдержанно. 
    - Должно быть, зажигательный праздник. 
    - Да, многолюдный и шумный, - подтвердил Веч. 
    Позавчера он дал понять, что рассчитывает на прогресс в отношениях. Взял её ладонь и приложил к своей щеке. Управляя рукой Айями, провел по шее, от кадыка до ключиц и направил по литому торсу вниз к паху. И тем самым, недвусмысленно намекнул, что ожидает проявления инициативы от своей мехрем. 
    Айями вспыхнула, смешалась. Попыталась выдернуть руку, но Веч не позволил, удержав. И без стыда и стеснения показал, чего хочет. И ему определенно нравилось. 
    Мужчинам быстро приедается однообразие. Без смены блюд им становится скучно. Поэтому мехрем не должна разочаровывать. Поэтому пришлось наглядно пояснить, что именно от неё требуется. 
    Позавчера господин подполковник пошел навстречу замешательству Айями и освободил её руку из плена. И вчера не напомнил о своих желаниях, позволяя свыкнуться. Однако ж, искорки предвкушения в его глазах, единожды загоревшись, уже не гасли. 
    Айями совсем упала духом. В последнее время образы, рожденные словами Оламирь, стали навязчивыми, а воображение неустанно подбрасывало картинку за картинкой. О том, что амидарейки проходили вереницами через постель господина подполковника. Были до Айями, будут и после неё. Или о том, что вечерами Веч посещает клуб, где пьет дурманящее вино и отдыхает от местной экзотики в компании даганских мехрем. Уж они-то знают, как развлечь соотечественника. 
    От фантазий - слишком красочных, слишком реалистичных - сердце болезненно дергало, и горечь поднималась к горлу. 
    Видимо, что-то эдакое промелькнуло в лице Айями, что не удалось спрятать за отрепетированной улыбкой, потому как господин подполковник нахмурился и с досадой кивнул, отпуская. 
     
    Одна радость осталась - праздник на руинах прежней жизни. 
    И потянулись люди к храму, чтобы вновь ощутить себя частью большого, единого. Жителями великой страны. Нацией с давними традициями и обычаями. 
    Одевшись потеплее, отправилась троица в храм. Айями взяла дочку на руки. И хорошо, что натянули по паре вязаных носков и по две кофты - внутри было едва ли теплее, чем на улице. Изо рта выдыхался белый парок. 
    Люнечка озиралась по сторонам. 
    - Мам, мы где? 
    - В храме. Помнишь, приходили сюда летом? 
    Дочкины глазки расширились в удивлении. Детская память коротка и избирательна. И о богатырском каменном изваянии Люнечка не вспомнила. 
    У фигуры богини собрались фанатики. Те, кому и светлый праздник нипочем. На коленях отбивали поклоны и бормотали, молясь истово. Горели свечи, озаряя строгие и справедливые лики святых, амвон украсился еловым лапником, перевитым бархатными лентами. На каждой ленте вышиты золотом тексты молитв. 
    Вокруг взволнованные и торжественные лица. И Мариаль пришла, и Риарили. И соседи по дому тут же. Знакомые и незнакомцы поздравляли, угощали и дарили фонарики. 
    Люнечка оробела от повышенного внимания, зажав в обоих кулачках надкусанные лепешки. 
    Вдруг на хорах запели, и гул в храме стих. Вступил звонкий чистый альт, за ним подхватили другие голоса - щемяще, напевно. Молитва воспарила над головами и, поднявшись к сводам, потекла чарующе. 
    Пришедшие внимали завороженно неземному пению, а Люнечка, к тому же, с открытым ртом. 
    - Мам, это принцесса пела, да? - спросила она благоговейно, когда утихла последняя нота, и слушатели выдохнули в едином порыве. 
    - Самая настоящая, - подтвердила Айями, помогая дочке натянуть варежки. 
    Амидарейцы расходились по домам группками и поодиночке. А поодаль в стороне расположились даганские машины, и военные при оружии прохаживались, посматривая на горожан. И патрули попадались на каждом шагу. Останавливали и проверяли документы. 
    Возможно, и Веч находился среди любопытствующих. Или руководил из кабинета и принимал рапорты по телефону. Айями оглядывалась, выискивая господина подполковника. В проулке, возле машины, привиделась знакомая фигура, но, прищурившись, Айями поняла - это обман зрения. 
    _____________________________ 
    Ойрен* - слабоалкогольный шипучий напиток, похожий на квас 
    Chumish, чумиш* - ложка с длинной тонкой ручкой и глубоким черпалом 
    Мехрем* - содержанка, проститутка 
    Humbar, хумбар* - глиняный кувшин в Даганнии 
     Echir, эчир* - покровитель 
     Bohor*, бохор - драка, потасовка. Жарг. - мочилка, буча, схлёст.