Нечеловек

Нечеловек

 Майк нашёл ее в старом подвале, на куче грязных матрасов вместе с лежащей в собственных нечистотах грудой изломанных тел. Он шел по наводке разгонять притон наркоманов, а наткнулся на ожившее волшебство. Редкий вид. Последнюю магию в их технологичной вселенной. До этого дня Майк не верил, что они существуют — хрупкие девушки с длинными волосами, золотом кожи и крыльями ангела. Слышал сплетни, читал несколько сводок, но, столкнувшись впервые, оторопел.

Она показалась ему совершенством. Маленькая. C высоты его роста крошечная настолько, что даже без учета чудовищной худобы, казалось нелепым, как это тело могло удержать поистине огромные крылья. А те гигантским свалявшимся комом были связаны у неё за спиной и для надежности затянуты в железную сетку. На шее болтался тяжелый колючий ошейник, под носом виднелась засохшая кровь, на разбитых коленях чернели коросты. Она стояла среди гниющих объедков, хрустящих бутылок из-под приторно-сладкой воды, в цепях и кровоподтеках, прижавшись к облупленной батарее. И ее глаза стали первым, что заметил в этой комнате Майк. Не спертый воздух клетушки, не вонь разложившейся крови или сладкий аромат волшебства, но упрямо распахнутые вопреки бьющему свету, яркие, чистые капли застывшей янтарной смолы. В них было больше решимости, нежели страха, правильной злости и глупой смелости. Они смотрели так откровенно, что Майк застыл на мгновение, а после счастливо улыбнулся. Смешная. Девчонка знала, что проиграет, шаталась от голода, дрожала от слабости, но все равно упорно хотела бороться.

Ее определили в частную клинику. Проводили какие-то тесты, лечили разбитые кости, пытались разговорить, но она упорно молчала. Майк навещал каждый день. Без исключений. И в солнце, и в дождь, утром и вечером, после полуночных рейдов или же в час, когда солнце садилось над городом каменных стен. Она сидела с ним рядом — тихая и молчаливая — с большим вырезом больничной рубахи, куда отчего-то неловко было смотреть. Хотя, что после кошмара подвала он мог там увидеть? Косточки рёбер? Худую грудину? Опасно и совершенно неправильно острые грани ключиц? Майк смотрел на тонкие кисти и говорил ей о том, что увидел. О том, как подчас немеют на оружии пальцы, как надоел запах смерти, как прекрасен сегодня закат или найденное на земле перышко маленькой иволги. Майк проводил с ней все свое время и в один из таких вечеров на привычное «ангел» услышал столь же негромкое «Джейн».

Джейн.

Наверно, она стала его наваждением. Ему снились крылья из бледного золота, словно чистейший прибрежный песок, янтарь ее глаз, мягкость улыбки. Он помнил шорох шелковых перьев, их аромат и родное тепло.

— Ты идиот! — орал в бешенстве инспектор Гонсалес.

— Ты идиот… — шептала грустная мать.

— Знаешь, сегодня на рейде мне было впервые тревожно, — бормотал он сам, развалившись в тени огромного клена. И Джейн улыбалась. А потом молча опускала ладошку туда, где ныло плечо или старые раны, забавно сосредоточенно хмурилась, и боль уходила. И не возвращалась потом никогда. Его личный ангел. Ожившее волшебство. Настоящее преступление. Не человек. Но Майку было плевать.

Он знал, что однажды это закончится. Что Джейн отправят в питомник где-то в горах. И она, конечно же, будет счастлива среди таких же крылатых, равных по сути, без осуждающих глаз. Майк готовил себя месяцами, пытался не думать и не приезжать. Его хватало порой на неделю, иногда чуть-чуть меньше, но итог был один — с силой захлопнув дверь своего кабинета, он мчался к окраине города, в сад у больницы. Туда, где под низкими ветками старого клена стояла скамейка, — Джейн всегда была там. Ждала или нет, не говорила. Но стоило Майку ступить на тропинку, как золотом вспыхивали огромные крылья, а воздух звенел и сладко дрожал.

Однако в последний вечер он струсил. Сидел за столом в пустом кабинете, бездумно смотрел на закат и представлял, как прямо сейчас с тихим шорохом раскроются крылья. Как упруго ударят по воздуху, окрасятся алым в последних лучах. Джейн уезжала. Неделю назад она сказала об этом и отвернулась, будто вся их разлука — минутная мелочь… А может, она чего-то ждала? Но что Майк мог дать ей? Свое восхищение? Риск, что с нового рейда он не вернется домой? Глупые шепотки и ворох угроз? Джейн не человек. Таких не любили. Ей с ним будет хуже!

Да-да, именно так говорил он себе, пытаясь искренне в это поверить; бормотал перед зеркалом, в метро и в машине. Шептал на планерках, рисовал на бумаге, покуда крутил между пальцев золотое перо.

— Ты идиот, — вздыхал лучший друг. — Спроси ее сам.

Майку хотелось бы довериться Вуду… Но потом ему снился подвал, а в нем раздробленные в мелкую крошку блестящие крылья. И на яде подобных кошмаров окрепла решимость, что в этот вечер тяжким грузом сгорбила плечи, а после и вовсе полоснула по красным глазам.

— Ты идиот, — неожиданно ровно сказал себе Майк и тихо захлопнул дверь кабинета.

Солнце уже почти село, когда он подошел все к той же скамейке, что теперь усыпала золотая листва. Она мягко мерцала в свечении крыльев и тихо шуршала сухим черешком в порывах осеннего ветра. Замершая на самом краешке Джейн не шевелилась.

— Я идиот, — после минуты молчания выдохнул Майк.

— Это неправда, — проговорила она торопливо и снова застыла в его громоздкой тени — тонкая, светлая, от напряжения едва не звеня позолотой на перьях.

— Ты не уехала. — Он сглотнул. — Почему?

— Потому что тогда мы бы больше не встретились.