Нехристь

Глава 1

Он стоял за невысокой изгородью, посеревшей от времени, и солёная капля блестела на щеке, превратившись в крохотный мерцающий кристалл. Сосредоточение боли и отчаянья, ненависти и муки. Маленький якутский мальчик, потерявшийся в зиме, которой, казалось, нет конца.

Смотрел на детей, играющих в войнушку, которые норовили влепить друг другу снежок побольнее, задрать куртку или пальто, или толкнуть в большой пушистый сугроб. Пар из рта клубился вокруг, превращая дерущихся в белое облако, но это была забава.

Было ему почти шесть, только ни ласки, ни любви за эти годы Ванька не видел, лишь затрещины от старших в семье да брань от матери, что и неродная ему была вовсе и каждый раз норовила о том напомнить.

- Ешь, дармоед, харчи казённые, - чистила она картошку, зыркая в сторону ребёнка, который старался быть, как можно незаметнее. – Возись тут с тобой, будь ты неладен. Чего смотришь, погань раскосая?

Ванька старался отвернуться и не смотреть. Лучше разглядывать мелкие цветы на обоях, которые он выучил наизусть. Здесь три листика, а вот тут уже два, но зато завитки.

Мальчишки были заняты игрой, потому не замечали притаившегося Ваньку, которому до жути хотелось хоть с кем-то поиграть.

- Эгей, - Васька влепил мальчугану кулак в плечо, отчего тот покачнулся и впечатался в забор, тут же отозвавшийся шевелением под его телом. Покачнулся забор, но устоял, а Васька, схватив за шарф, тащил Ваньку к калитке.

Мальчишка хватался короткими пальцами за шероховатые жерди, которые кололись гвоздями, занозами и морозом, норовя зацепиться хоть за одну, потому что, вытащи его Васька на улицу, набегут остальные, и тогда кто знает, чем закончится всё веселье.

- Ну давай же, - натужно кряхтел старший на два года Васька, пытаясь оторвать от забора приёмного братца. Одно дело друг с другом понарошку сражаться и совсем другое против недруга: раскосого супостата из монгольских степей. – Кому сказал, отцепись! – дёргал он Ваньку за тонкое пальтишко со своего плеча, что тому приходилось донашивать.

Маленький якутский мальчик дрожал от зимней стужи и страха, его дыхание образовывало в воздухе морозные облака. Он держался из последних сил, понимая, что за жизнь следует бороться до конца. Как та кошка, которую замучили дети. Налетели всей гурьбой и куражились. Ванька помнит её глаза хорошо. Он проходил мимо с матерью, а кошка еле дышала, смотря на последних людей в своей жизни.

Ванька боялся стать той самой кошкой. Он до конца не понимал, что такое смерть, но знал, что исчезать насовсем не хочет. Потому что любил сладкие яблоки, которыми его угощала старая Лукерья за два дома отсюда, любил мультики, что иногда удавалось посмотреть, когда у мамки было хорошее настроение, любил лошадей, на которых однажды удалось прокатиться, когда отец вернулся из командировки. Ваньке казалось, что жизнь вообще хорошая штука, пока его не начинали мутузить.

Васька дёрнул за шарф так, что сдавило горло, но и тогда Ванька держался за забор.

- А ну, подмогите, - позвал друзей, и те с радостью бросились отрывать маленькие земёрзшие пальцы от старого дерева. Выволокли его на улицу, и Ванька зажмурился, падая головой прямо в сугроб, пока за спиной улюлюкали и хвалили друг друга за проделанную работу. Он раздвинул локти и уткнулся носом в ладошки, чтобы дышать, а потом старался не шевелиться, может, тогда они найдут другое развлечение и забудут про него?

Внезапно шум стих, и Ваньку потащил кто-то на себя.

- Живой? – поинтересовался мужчина, отряхивая снежного мальчика, начиная с шапки. – Это за что они так тебя?

Своими раскосыми карими глазами Ванька смотрел на незнакомца, который ловкими движениями сметал налипший на шапку, пальто и худые штаны снег, и молчал. Ему казалось, что не стоит вообще заговаривать ни с кем, потому что можно нарваться на тумак, если чего не так сказать. Вот, к примеру, взять мать. Она добрая, когда не злая. А уж злая она побольше, чем добрая. Но иногда и приласкать может, только в тот момент, когда гладит она по голове Ваньку, то всё ждёт, что потом тумак вдруг за что-то прилетит или оплеуха. И пахнет от неё травами, и будто сама она вся добротой светится.

Машка говорит, что это настойка какая-то, и от неё взрослые дуреют, только мать всё равно лучше становится. Улыбка по губам расползается, а в доме спокойно как-то. Вот бы она больше той настойки пила. Ванька как-то нашёл и налил её в чай, а она так ругалась, что в сарае его закрыла, а перед этим хворостиной отходила, потому что гадость такую учинил.

Зовут мать Зина. И своих у неё трое, а тут ещё решила Ваньку на воспитание взять. Правда, решение то давалось с трудом. Был у Бориса, отца семейства, друг на Севере, Айдар, да несчастье случилось: погорели в доме, только мальчишка и уцелел. А перед тем, будто чуял погибший смерть свою. Слёзно просил друга своего, Борю, не бросить в беде мальчишку, которому и было на ту пору только три года. Родных и близких у Айдара не было, у жены тоже рано смерть нашли, вот и остались они на земли горемыками.

Так и остался Ванька на земле сиротой.

Не смог слова своего забыть Борис, к тому ж был мальчишке крёстным, как бросить в такой беде. Поехал к семье своей, долго с женой говорил, а та всё согласие своё давать не хотела.

- Совсем из ума выжил, дурак старый? – спросила его, нервно шинкуя капусту. – Тут свои по лавкам плачут, а он подкидыша тащить станет.