Немые

8

– Опять? На днях ведь звонили, – прислушался Клоп.

Колокольный звон в овраге почти не слышен – так, слабые отголоски. Нужно сильно напрягать слух, чтобы уловить их в по-летнему теплом воздухе, проникавшем в распахнутое окно. Царевна высунулась в него по пояс в надежде, что утренние запахи заглушат отвратительный смрад – им пропиталась одежда каждого в комнате, включая ее собственную.

Как же хотелось вернуться в лавку. Забраться в чугунную ванну, к которой подведен водопровод, и мыться до тех пор, пока гнусный запах полностью не исчезнет.

– То другое было. То – Рождество Пресвятой Богородицы. А сегодня – Воздвижение креста Господня, – прошамкал Зуб, не вынимая папиросы изо рта и хлопая себя по карманам в поисках спичек.

– И как только ты их все знаешь? – Монета успел задремать за столом, но сейчас очнулся.

Алекс отпустил их совсем недавно – светало. Как раз подошла замена, но им работы уже не досталось. За ночь на пустыре у дома выросли и навес из веток, и небольшой частокол. Там теперь настоящий могильник – и тела, и даже с трудом найденная наверху рука.

Сам Алекс до сих пор оставался на улице – раздавал указания, угрозы и обещания, и попутно решал бесконечные вопросы, связанные с делами в овраге.

– С каторги и помню… Там мы их ждали. Праздник! Вместо работ с самого ранья – служба… Да и жратва получше.

Облака, затянувшие низкое небо, отступили, пропустили яркие лучи. Царевна не удержалась – громко зевнула.

– Чего ты? Спать иди.

– Я еще посижу.

Все комнаты наверху – с заколоченными окнами. В них всегда темно, несмотря на солнечный свет снаружи, и сыро. Пахло пылью и нежилой затхлостью. А еще там жили воспоминания о том прошлом, которое сегодня умерло в самом буквальном смысле.

Нет, туда идти не хотелось. Вот если бы были с собой ампулы – тогда другое дело. С ними Царевна не задумывалась о лишнем. Но увы – с собой не взяла.

– Спой тогда, что ли… Все веселее, – сонно-жалобно попросил Клоп.

– Колыбельную? – усмехнулся Зуб.

– Тихо вечер догорает, горы золотя… – запела Царевна.

Немой поднял голову. Он рисовал на обложке какой-то книги, сидя рядом с уснувшим на стуле пьяным Червинским. Тот натянул шляпу на глаза и периодически всхрапывал, приоткрыв во сне рот, но не настолько громко, чтобы растолкали. Его привезли под утро – посмотреть на находки. Очевидно, в решении дальнейшей их участи Алекс на него рассчитывал.

– Что делаешь? – спросил Зуб Немого, когда колыбельная закончилась.

Тот и ухом не повел. Уставший он вредный.

– «Куклу», поди. Учится, – фыркнул Монета. – Сделает – подкинет кому.

Слово «учится» растормошило Немого. Вытаращив глаза и высунув язык, он чиркнул пальцем себе по шее. Ненавидел гимназию.

Царевна снова зевнула. Но еще больше, чем спать, хотелось укол.

– Зуб, отвези нас с Немым в лавку. Или машину дай – сама доберусь…

Монета рассмеялся и понимающе подмигнул. Теперь очередь Зуба – начнет артачиться, и придется, как обычно, уговаривать на все лады.

– Знаю, что ты устал, но в лавке-то никого, – поспешила добавить Царевна.

– Да ладно… Как будто кто не понимает, что ты там забыла, – снова хмыкнул Монета. – Ну… О лавке вся душа изболелась.

Однако Зуб удивил. Вместо того, чтобы препираться, кивнул седой головой, и, потягиваясь, встал.

– У каждого свой интерес, а и лавке пустовать незачем… Я тогда уж тоже там останусь. Скажите Алексу, если сам не увижу.

Вышли. Зуб отцепил привязанную к ограде спокойную старую клячу Тощего. Усадил Немого и Царевну – она так и не научилась толком ездить верхом – залез и сам. На неторопливой кобыле добрались небыстро, и концу дороги Царевна уже не вспоминала о водопроводе – так хотелось закрыться в комнате и достать из тумбочки поднос.

Но сначала надо было отправить спать Немого – благо, он так устал, что не захотел раздеваться, сразу свернулся в клубок и закрыл глаза. А потом, едва Царевна переступила свой порог, как следом зашел и Зуб. По-хозяйски уселся на кровати, закурил.

– Ну, что такое? – не в силах сдерживать нетерпеливое раздражение, она принялась ходить из угла в угол. – Что? Опять рука?

– Нет. Что за дерьмо лежит вот в этом твоем шкафу?

Она остановилась.

– Какая тебе разница? Что ты вообще там искал?

– Кто ходит к тебе в овраг? Что вы вместе с Сухарем замутили, такое, что даже Немой на тебя зуб имеет?

– Он тебе рассказал?

– Сам догадался. Что ты делаешь, Сонька? На место Соловья захотела?

Царевна откинула голову назад, громко вздохнула.

– Я ничего такого не сделала.

– Если расскажешь – смогу помочь. Если нет – придется сказать Алексу.

Вдруг накатило полное безразличие.

– Валяй.

***

Почти до рассвета Куликов думал о Расчленителе, стараясь не поддаваться отчаянию: наступала среда – что сказать Ерохину в пятницу? Но, как бы не были тягостны мысли о полном служебном провале, они отвлекали от еще худших. Прошла уже неделя с тех пор, как квартира опустела. Неприятные раздумья породили тяжелые сны: сыщик блуждал в темноте, пытаясь отыскать выход, но так его и не нашел.

– Куликов! Срочно! Убийство!

По дороге бородач – его фамилия была Рыжов – успел ввести в курс дела: