Немые

10

Улица, украшенная статуэтками, клумбами и одинокими аккуратно подстриженными деревьями, была светла и тиха.

– Вон там его дом. Тот, что красный.

– Знаю я. Все, дальше пойдем пешком. И черт меня дернул в это влезть…

Привязав лошадь к дереву, Царевна и Зуб, стараясь оставаться в тени, насколько фонари позволяли, поспешили к приземистому темному особняку Бирюлева. Ночь выдалась холодная – не то, что прежние, такая, как и положено осенней– но платье уже прилипло к спине. Горели и щеки, в добавок противно тянуло живот.

Царевна не знала, что будет делать, если все получится. Длинный нож Сухаря, подвешенный на толстый шнурок, холодил кожу – но из его наличия совсем не вытекало умение пускать его в ход. Одно дело смотреть на других, и совсем другое – сделать что-то самой… Тем более, на глазах у Зуба, которому придется все объяснять.

– Какое окно? – шепнул он.

Все они – бесконечный частокол стекол – были темны.

Планировку дома Царевна не то, что не помнила – и не знала.

На миг подкатила дурнота и голова закружилась, но, утерев пот со лба, она указала на первое наугад:

– Это!

Подходя к окну, Зуб наклонился, Осторожно всмотрелся.

– Тихо. Пойдем.

Он влез первым, потом помог взобраться Царевне.

Нет, точно не кабинет. Это столовая: в полутьме виден контур большого стола.

– Черт! Аккуратнее!

Царевна сделала неловкий шаг и смахнула незамеченную этажерку. Та оказалась полна посуды.

– Ох е…! – Зуб схватился за голову. – Живо уходим!

Уйти? Нет-нет, все волнения не могли быть напрасными.

– Нет, погоди! Их спальня на втором этаже, – она вцепилась липкой рукой в рукав Зуба. – Они ничего не слышали.

– Это не кабинет!

– Он под лестницей. Нужно пройти через коридор.

Дверь столовой была заперта.

– Ну, мать твою, – Зуб достал нож и, сев на корточки, занялся замком. – Готовились, говоришь? Да Сухарь, сука, не в себе был…

– Он просто не боялся, – отирая руки о подол, прошипела Царевна.

– Под утро в легавке будем, помяни мое слово…

– Не каркай, – Царевна вспомнила, что говаривал в таких случаях Алекс.

В коридоре было куда темнее. Хоть глаз выколи.

На сей раз что-то с грохотом уронил Зуб.

– Шшш!

– Что дальше?

– Направо…

Лестница должна была быть где-то там… Но там оказалась стена.

– Что за дерьмо… Вот я кретин…

– Ну, тихо… Что ты, как баба? Нам точно сюда…

Несколько шагов в темноте с вытянутой рукой – и она коснулась перил.

– Да! Теперь туда и направо…

Вдруг стало светло. Царевна вздрогнула и зажмурилась.

– Твою мать!

– Вот они! Стоять!

Кто-то грубо дернул ее за плечо, и это не Зуб.

– Соня?..

Она открыла глаза.

Четверо полицейских в разной форме. Один, тот, что старше, видимо, более высокого ранга, чем остальные: у Царевны не имелось причин изучать их знаки отличия.

– Вы их знаете?

Некрасивая, опухшая, высохшая Ирина Бирюлева с ее вечными вытравленными до желта мелкими завитками. Прищурившись, тетка даже приложила руку ко лбу, чтобы рассмотреть лучше.

– Ах, Николай Митрофанович, как же неловко вышло, – нервно засмеялась она. – Очевидно, супруг принял гостей, а потом отошел, а мне вот спросонья невесть что почудилось…

Пригляделся к Царевне с Зубом и тот, к кому обращалась Ирина. Теперь она его вспомнила: полицмейстер Селезнев. В бытность еще помощником он захаживал в дома и отца, и деда.

Царевна отвела взгляд, непроизвольно вспомнив слова Алекса – «легашам и собакам прямо в глаза не смотри – взбесятся». Но все же чувствовала, что разглядывают ее слишком пристально – и, возможно, тоже узнали.

Но вслух сказали другое:

– Хм… Что ж, Ирина Аркадьевна, в наше время предусмотрительность не помешает.

Зуб стоял позади. Царевна не видела его, но чувствовала тяжелый взгляд. Казалось, он выжжет в спине дыру.

– Простите еще раз… Нервы, нервы…