Ранним утром Червинский снова наведался в провонявшее азиатскими приправами логово. Накануне мальчишка – его звали Чен, но до вчерашнего дня имя было сыщику за ненадобностью – выторговал себе день отсрочки. Умолял дать проститься с родными, причитал, что ему не жить – как будто свет на нем сошелся. Однако в остальном рассказ китайчонка был настолько занимателен, что Червинский решил пойти на эти условия: лучше вести его к Алексу, когда тот уже засыпает, а самому, наоборот, быть на свежую голову.
По дороге Чен молчал и громко вздыхал, то и дело оглядывался – словно думал, что громкая и хвостатая многочисленная родня вдруг одумается и пустится вдогонку за телегой соседа-солдата.
Алекс, как нередко бывало под утро, остался один в большом зале. Он действительно уже клевал носом, однако, увидев свою пропажу, оживился, встал.
– Где нашел?
– Китаец – родня его – пришел к дантисту и просил забрать.
– Узкоглазая тварь, – и удар наотмашь. Неплохой – зубы брызнули. – Ну что, нагулялся?
Мальчишка завалился на пол и сжался в комок, скуля.
Непроизвольно поморщившись, Червинский полез в карман, вытащил засаленный тканевый кошелек и бросил на стол.
– Вот, передали тебе за беспокойство. Две сотни не пожалели.
– А себе сколько взял?
– Десятку. За хлопоты.
– Значит, не меньше четвертной. Ну что, узкоглазый? Добегался?
Алекс поставил башмак на худую ручонку. Китаец заверещал еще громче.
– Пласти, хозяина!
– Ты бы его сперва послушал. Говорит, что видел, как лекаря твоего убили, и как голову чью-то выбросили. Даже узнал кое-кого, но лучше ты сам спроси.
– Да ладно?
Алекс схватил рыдавшего китайчонка за шкирку, проволок пару шагов, и, приподняв, бросил на стул как куль.
– И что ты там видел?
– Голова в канава!
– Это чья же?
– Важный человека! Ходил к большая господина Свилидова. И батя ходить. И я.
Хмыкнув и шевеля бровями, Алекс принялся прохаживаться и разглядывать грязный дощатый пол. Думал о том же, о чем Червинский уже успел за день подумать.
– Это к какому еще Свиридову?
– Семен Алкадьивитса.
– Хм… То есть, ты знаешь, где он жил?
– Да. Могу показывати. Батя ходить, лечить.
– А еще кто туда ходил?
– Важный человека! И те человека, кто голова в канава.
– Что это за важный? Как звали?
Чен потряс головенкой.
– Не знаю. Они говорил… Назвать его «Кум». Но могу голова найти.
Алекс вернулся за стол, закурил и принялся в молчании разглядывать кольца дыма. Ухмылялся углом губы, задрал треугольную бровь. Червинский тоже достал папиросы. Чен рискнул, привстал и сел на полу.
– Сколько тебе лет, щенок? – вдруг спросил Алекс.
– Четыре и десять.
– Не было тебя недели две… Хм, ну да. Теперь осталось, чего искать. Ладно. Говори-ка, что ты там видел тогда, когда видел. С самого начала давай.
– Я пил ханшина и ходил к девочка. Дома не вовремя, не пришел. Батя злиться сильно и меня искать, хотеть убить, да. Дядя встретил. Он – меня. Говорил: «батя твой идет! Злой черт!» Я убегать. Прости, хозяина!
– Да мне насрать, что ты там делал, – скривился Алекс, сплюнув на пол. – Что видал?
Чен принялся повторять рассказ. Он укрылся недалеко от того притона, где развлекался. Он был уверен, что отец, как ни раз бывало, перво-наперво заглянет туда, потом обежит окрестности и наконец, не солоно хлебавши, вернется домой. За ночь его гнев уляжется, и тогда Чен сможет спокойно показаться ему на глаза. Так что китайчонок убежал в переулок и скрылся в любимом месте – залез на сарай и улегся за покатой крышей. Оттуда удобно наблюдать, не будучи замеченным самому: крыша оставалась в темноте, зато улицу освещал фонарь.
Только Чен устроился поудобнее, как в переулок, и в самом деле, заглянули. Не пришли – приехали на автомобиле.
– Кто?
– Один – человек хозяина Легкий, а второй я не знать, – подумав, шмыгнул носом китаец.
– Он точно чего-то не договаривает, – поспешил поделиться сомнениями Червинский.
– Они ходить к большая господина Свилидова! – зло взглянув, сказал Чен.
– Кто человек Легкого?
– Такой… – мальчишка стал вращать глазами, словно пытался найти определение. – Такой…