Немые

16

Кто-то сделал из Легкого дурака.

Да чего там – им крутили, словно куклой на веревке. И сам виноват. Точно ж говорят: задним умом крепок. Теперь-то да, все стало понятно – но кто ж все это время мешал тупо открыть уши и слушать?

Легавый Ухо, когда нарушил сонное течение субботы – прежде ее хотелось потратить на разбор всякой чуши – так и замер. Губы даже раззявил – сообразить пытался, что сказал такого, отчего городской голова спокойствие потерял.

– Присесть – и то некогда с тех пор, как нас всего двое: я да Куликов. Чернышев, третий, как в воду канул, а четвертый – Свиридов – убит, – перечислял он свои горести, желая, видно, повысить цену.

– Кто ж его так? – поддержал Легкий, не особо отвлекаясь от перебора чиновничьих бумажонок.

– Официально – да и Ерохин втихую уже подписал бумагу – смерть от несчастного случая наступила.

– Вот оно что, – Легкий поднял глаза, отложил пачку. – А неофициально?

– Ну, если говорить о слухах, то у нас думают, что всему виной тот случай с человеком Алекса Безымянного, которого застрелили в участке. Либо Куликов это сделал, либо Свиридов – они втроем оставались. Но так как Куликов вполне себе жив…

Легкий не удержал звук – средний между вздохом и стоном. Зажмурился, потряс головой. Затем, поднявшись, принялся ходить из угла в угол по кабинету. Ухо очнулся – продолжил свое верещать, но Легкий даже делать вид не пытался, что слушает.

– Как его звали? Того человека Алекса?

– Иваном, кажется. А вот фамилию – убей бог – как отрезало.

– Да на что мне его фамилия? Я тебя спросил – как его звали.

– Сухарь, – опешил Ухо.

Не помогали видеть проклятые очки. Уж точно не под самым носом.

Если бы Легкий не был так занят… Да что там – правильно вякают – если бы начисто не потерял форму, сразу бы выяснил, что к чему. И не случилось бы ничего из того, что было дальше.

Но назад уже не воротишь.

– Ну, гребаный Соловей…

Когда Легкий перевернул тяжеленный стол, смахнув на пол все, что на нем стояло, Ухо отпрыгнул, прижался спиной к стене.

– А расскажи-ка мне, как это вышло.

– Как? Вы не знаете?

– Я задал тебе вопрос.

На этот раз Ухо не пришлось уговаривать. И теперь Легкий наконец-то узнал о том, о чем просто обязан был знать еще без малого три недели назад.

Кто-то ушлый намеренно стравил Легкого с Алексом. Способ был тупее полена, но ведь сработало.  Если он, этот невидимый неизвестный ублюдок, ставил на то, что Легкий так отупел и ослеп – то выиграл.

Но и Алекс прощелкал игру. Его тоже тянули в нужную сторону – и он слушался.

Тот, кто все это затеял, хорошо знал обоих.

– Нет, сука, ты от меня не уйдешь…

– Что я сделал? – побагровел Ухо. Толстые губы теперь тряслись.

– Ты – ничего. Проваливай!

Легкий рухнул в кресло, растирая виски.

Многое сложилось, включая мутные дела Соловья. Многое, но не все.

Он долго думал. Секретаренок, пару раз заглянув, не рискнул издать звука. И вот, когда уже показалось, что ответ близко, Легкого отвлекли.

– Василий Николаевич, простите… – пискнул Митька.

В кабинет вошли трое, и один из них был с рожи уже знаком. А уж память пока Легкого не подводила.

– Опять ты? Что, снова денег? Совесть у тебя есть?

– Простите, что опять беспокою… Но вот, набрался смелости по важному делу…

– И по какому же?

– Земляк мой приехал, из газеты. Хочет для нее написать о вас целую статью. Больно хорошо о вас в городе отзываются.

– Я занят. После приходите.

– Он приехал всего на несколько дней. Понедельник и вторник – праздники, управа не будет работать. Прошу, уделите нам полчаса.

– Если можно – наедине, – скомкал весь задуманный ход спутник.

Ясно, что врали, паскуды. Вглядевшись и в рожи, и в одежонку, Легкий понял, что перед ним за гости. Тот, первый, что рылом на нищего приказчика смахивал, мог сам по себе ввести в заблуждение, а вот все трое вместе – нет.

Вполне понятно, зачем такие могли явиться к городскому голове. Но ствол лежал в столе, а тот перевернут. Велеть звать на помощь? Она не успеет, а опозориться напоследок – это уж чересчур.

– Иди, Митька. Что ж, дело хорошее – отчего не поговорить?

Легкий снял очки, повесил за дужку на воротник, закурил. Гости на пороге все мялись.