Немые

17

Чен долго отказывался признаваться, отчего на нем лица нет. Кое-как удалось вытянуть – и это был такой ответ, которого Червинский услышать не ожидал ни при каких обстоятельствах.

– Ты точно не ошибаешься? Мог и напутать чего в темноте. Или просто мне врешь.

– Нет, хозяина! Я точно говорить!

Остаток ночи Червинский провел за своими бумагами, чертя линии, надписывая вопросы и изо всех сил стараясь при этом оставаться таким безучастным, каким только мог.

Картина, между тем, собиралась сама собой и без малейшей натуги. Оставались разве что кое-какие пробелы в мотивах. Причины, по которым Свиридов, дважды отказавшийся от наследства, все же принял в итоге мученическую смерть – но при том и не сразу, а время спустя, по-прежнему оставались неясными. Здесь, в отличие от схемы, избранной убийцами, голову напрячь приходилось. Однако усилия прошли даром: не хватало какого-то значимого фрагмента.

Впрочем, Червинский продолжал ломать голову и после того, как осознал тщетность. Хорошо знакомый процесс обдумывания преступных помыслов и поиска вариантов помогал немного отогнать, притупить то гнусное чувство, который уж день подряд терзавшее душу и усилившееся со вчера.

Проклятый Бирюлев! До его вмешательства Червинский еще рассчитывал выпутаться из осложнения с Легким, да еще и постараться оставить все в тайне. Хозяин города, при всех его недостатках, буйным нравом не отличался и склонялся к голосу разума. Если у него не имелось веских причин, то он не стремился создать проблемы, предпочитая держать наживку насаженной на крючок. Но Бирюлев – в чем он, черт его подери, вообще обвинял Червинского?! – сделал все возможное для того, чтобы замысел потерпел крах. Помешавшийся Куликов вряд ли удержит язык за зубами, хотя Червинский и постарался, как мог, обезопасить себя. Рассказал Алексу и про визит Бирюлева, и про его неясные обвинения, и даже про то, что вовсе не он убил сестру Куликова – упустив, конечно, ту часть, которая касалась дочерей и сговора с Легким. Однако тешить себя надеждами бесполезно: в тот момент Алекс больше не мог ничего понимать. Глядел сквозь Червинского жуткими глазами, залитыми сверх обычного кровью, скаля зубы, а потом, не дослушав, сорвался с места – вымещать зло на невинных.

Надо благодарить уже и за то, что он смог хотя бы сдержаться и не тронуть сыщика – само по себе это редкость. Однако, узнав обо всем, он, разумеется, даст себе волю. И тут уже вопрос, кто первым доберется до дочерей: он или Легкий. Впрочем, Червинский об этом уже вряд ли узнает.

На рассвете, откинув ручку и отодвинув бумаги, сыщик долго растирал уставшие глаза кулаками, а затем принялся тормошить Чена:

– Вставай! Мы идем в гости к твоей тетушке Сиван.

– Ой, рано! Она спать.

– Вот и отлично. Она же у себя дома спит, я надеюсь?

– Нехорошо говорить, хозяина!

По почти безлюдным воскресным улицам путь к кварталу, прилегавшему к заводскому району, был быстрым.

– Тетушка радоваться не-не, – угрюмо заметил сонный Чен.

– Я уже понял. Но это она нас должна порадовать, а не наоборот.

– Или – что быть? – колко взглянул китайчонок, слегка отстранившись.

– А ничего хорошего. Можешь так ей и передать, если вдруг она онемеет.

– Плохо, хозяина!

Червинский долго колотил в дверь прежде, чем подошла заспанная прислуга, а следом за ней – и неубранная хозяйка.  

– Фу… Это вы, – увидев Червинского, она коснулась груди.

– Ожидали кое-кого другого? Кстати, вы так уверены, что он сдержит ваш уговор?

– О чем вы? Какой уговор?

– По которому вы тоже кое-что получаете после смерти Свиридова.

Минь Сиван широко распахнула большие глаза.

– Как вы можете обвинять меня в подобных вещах? Я добровольно вам все показала и рассказала, я отдала все бумаги…

– Ну, положим, не все. Не спорьте, сударыня. От меня невозможно что-либо скрыть. Или вы до сих пор не знаете, на кого я работаю?

– Теперь уже знаю, – согласилась китаянка. – Да только что же мне делать? Не пожелала бы я оказаться на моем месте: если с господином поссорюсь, то буду на месте мужа. А если с вашим, то и того не лучше.

Червинский нервно рассмеялся, а потом закашлялся, пытаясь скрыть смех.

– Отдайте мне все документы, Надежда Михайловна. Все.

– Если я их отдам, то окажусь на улице.

– А что будет, если не отдадите?..

– Хорошо. Пойдемте со мной.

Они прошли по коридору несколько дальше, чем в прошлый раз. Теперь перед глазами предстал кабинет хозяйки: душный, темный. В углу курились благовония.

Встав на колени, она засунула руку под кровать и достала небольшой ящик.

– Здесь – все. Тут и моя дальнейшая участь. Я отдаю его вам в надежде, что вы не станете обращаться слишком сурово с несчастной вдовой.