Неон

Неон

Женя ловит неоновый луч на лице стоящего у бара Ильи. Его прямой нос и уверенную линию челюсти чертит кислотно-розовый, а потом в один миг исчезает, сменяясь ядовито-жёлтым на тёмных, чуть вьющихся волосах, как кричащий об опасности сигнал «Берегись». Женя бы и рада поберечься, но уже поздно, она увязла в этом по уши.

Свет играет солнечными зайчиками на разномастных бутылках, ползает по стойке, отражается от хромированной фурнитуры.

Илья наклоняется близко-близко, выдыхает шёпотом куда-то в шею:

— За третий столик.

Женя судорожно кивает и уходит, облизывая пересохшие губы. Она всё ещё чувствует лёгкое прикосновение под ухом и пробирающий до дрожи в коленках голос, который вибрирует по коже и пробирается внутрь, глубже, заставляя сердце биться в такт.

За столиком развалилась компания мажоров, выбухивающих уже седьмой сет шотов подряд. Густо-синяя жидкость напоминает чернила, она чуть трясётся в стопке, как черничное желе, и отражает мигающие то там, то тут лучи прожекторов.

Клиенты — то есть, простите, гости — обводят её сальным взглядом, с которого только жир не капает, и пьют залпом, заедая тигровыми креветками. Кидают хвостики за диван, обитый бордовым бархатом, просят принести ещё одну порцию.

Женя представляет, как они травятся этими чернилами, как синеют их губы, а из глотки льётся почти чёрная жижа. Но она улыбается, потому что чаевые такие типы оставляют неплохо. Понтуются друг перед другом, хотят снять симпотную тёлку за тысячу рублей, оставленных на чай. Ничего у них, конечно, не получится, но за попытку спасибо.

Женя вбивает заказ в терминал, уходит, постукивая карточкой по бедру. В форме становится жарко. Музыка вводит в своеобразный транс, дребезжащий в барабанных перепонках. В ушах — звон. В висках тяжёлым набатом бьёт психоделик-транс.

Полыхающие жаром тела трясутся на танцполе. Пахнет алкоголем, потом и сладковатой травкой. Женя тянет носом, зажмурившись.

Рядом со служебным помещением её ловит Илья, перехватывая за талию своими невозможно горячими руками, проводит указательным пальцем по шее, цепляя скатывающуюся капельку пота. Это похоже на удар током. Женя дышит быстро-быстро. Прижимается к широким, сильным рукам, всё её тело льнёт к его телу. Они будто два магнита, которые по законам физики не могут отлипнуть друг от друга. Сухая, жаркая ладонь мажет под её фартуком, прямо по мягкой, чувствительной коже. Женя стонет сквозь зубы. Поворачивается, вжимается задницей Илье в пах. Тот тихо стонет, почти рычит ей в ухо. Око за око.

— Потом, — говорит Женя.

— Потом, — послушно повторяет Илья.

Возбуждение расходится по всему телу: дрожит в запястьях, рубит под коленями, морским узлом закручивает внутренности в животе.

На танцполе беснуются, будто африканские аборигены во время ритуального танца.

Время идёт медленно, тянется ириской, буксует на кочках. Женя гипнотизирует часы, на экране которых горят неоновые цифры. Гонит их вперёд, но они не слушаются.

Люди пьют, танцуют и трахаются так, как будто завтра конец света. Если заглянуть в туалет, можно увидеть много интересного.

Ночь постепенно затихает.

Вызывают такси пьяные девушки, ждут у входа, переступая с одного каблука на другой, курят тонкие сигареты, обнимая себя за дрожащие плечи. Парень в драной майке блюёт у кирпичной стены. Каждое утро одно и то же. Отъезжают мажоры на своих бэхах, резко срываются с места, скрипя шинами.

Женя щурит глаза, глядя на восходящее солнце.

Над домами медленно взрывается розово-оранжевый, как грейпфрутовый сок, рассвет, расплывается по небу, стирая густо-чёрную ночь.

Илья подходит сзади, касается рукой бедра, затягивает сигаретой, которую протягивает ему Женя. Его губы невесомо касаются её пальцев только на секунду. Его лицо в мутной дымке, оттенённое солнцем в весенние цвета, — самое красивое, что она когда-либо видела в своей жизни.

— Доброе утро.

— Доброе.

— Как насчёт того, чтобы сделать его ещё добрее?

— Ммм, — согласно мычит Женя, отклоняясь назад, как будто играет в падение на доверие. Илья держит её, не давая упасть. Всегда держит.

Когда уходит последняя уборщица, Илья делает вид, что увлечённо протирает бокал полотенцем. Женя читает книгу, положив ноги на столик, за которым сидела та мерзкая компания, потратившая за ночь на шоты месячную зарплату официантки. Но на чаевые не поскупились, и на том спасибо.

Музыка бьётся птицей в клетке, отскакивая от стен пустого помещения.

Илья гасит свет, включает беснующиеся неоновые прожекторы и сразу, без предисловий, валит Женю на стол, ловкими пальцами развязывая узел на её фартуке. На тот единственный стол, который не видно ни на одной из камер наблюдения. Их лица освещает сначала красным, потом жёлтым и, наконец, зелёным, как разрешающим сигналом светофора. Неон ласкает лица, заставляя щуриться и подставлять лицо, словно в ультрафиолетовом излучении солярия.

Женя тянется, открывает шею, которая тут же попадает под град из поцелуев и нежных, едва ощутимых укусов. Ничего, пусть на коже расцветут акварельные следы. Она будет ими гордиться, выставит их, как картину импрессионистов в музее, как доказательство любви.

Илья дёргает её на себя за шлевки джинсов, увлекает в глубокий поцелуй, ласкает губы, проталкивает язык глубже. Женя быстро стаскивает с себя штаны с бельём, бросает их под стол, оставаясь в одной чёрной форменной рубашке. Всю ночь она чувствовала себя нимфоманкой, мокнущей от каждого жаркого взгляда. Теперь ей хотелось показать, как сильно она ждала, как сильно желала, как трепещет и горит её тело.

Кондиционер не справляется, воздух висит душным облаком. Музыка настойчиво отбивает свой бит, заставляя стены вибрировать. Расстёгнутая рубашка съехала под голову. Стеклянная поверхность под спиной приятно холодит лопатки. Женя растягивается по столу так, что хрустят позвонки, подставляет под губы Ильи всё тело, которое он знает наизусть, изучил каждый миллиметр. Он ласкает её возбуждённые соски под тканью лифчика, мнёт ягодицы.