Непоседа

Если вы спросите: «Какая главная черта Рони?» Я отвечу так: «Он всегда торопится». Ко мне, например, он неизменно заскакивает со стремительностью человека, ускользающего от погони, устроенной спецслужбами всего мира. Бросает на ходу: «Я на минуточку» и устремляется на кухню. Он любит кофе, которое я варю, и не упускает возможности побаловать себя. Никогда не спрашивает, чем я занимался за минуту до его прихода, один я дома или принимаю гостей, и сколько времени я могу ему уделить.
Свежезаваренный кофе я охлаждаю на водяной бане. Для этого ставлю турку в низкую кастрюльку с холодной водой. Горячим подавать нельзя, он может обжечься, ибо набрасывается на поданный кофе так, словно скорейшее переливание этого напитка из чашки в желудок есть вопрос жизни и смерти.Подаю ему в большой глиняной чашке. Тосты или бисквиты Рони поглощает с такой стремительностью, что незнающий человек наверняка подумает, что бедняга не ел три дня.
Но всё это — мелочные приготовления к новому рассказу о чём-то необычайном и сверхважном.
— Представляешь, – скороговоркой говорит он, — установлено, что снежные люди – это гибрид, потомки гориллы и обычного человека. В начале двадцатого века один швейцарский учёный проводил жуткие опыты по скрещиванию человека и очень редкого вида гориллы. Самок обезьяны оплодотворяли человеческим семенем, и в итоге рождались полулюди-полугориллы. Это и есть снежные люди. Учёный прятал свою лабораторию в горах, и поэтому снежные люди расселялись именно там. Его пытались поймать, но каждый раз он ускользал, успевая уничтожить свою лабораторию. Через какое-то время он воссоздавал её в другом месте, но тоже в горах…
Я — благодарный слушатель. Стараюсь не перебивать, а если и задаю вопросы, то только такие, на которые он, по моим представлениям, может ответить.
Спустя час или два Рони спохватывается и убегает со скоростью опаздывающего на последний поезд.
Иногда Рони приносит с собой фотографии.
— Смотри, — он достаёт смартфон и показывает фотографию упитанного мужчины в солидном костюме, по внешнему виду – мексиканца. — Мне удалось достать фотографию рептилоида, одного из тех, кто управляет нашей планетой.
Я мало что слышал о рептилоидах, мне они представлялись похожими на крокодила, передвигающегося на задних лапах, только морда иная, почти что человеческая.
— А как ты понял, что это рептилоид? – спрашиваю я осторожно.
— Смотри внимательно, – Рони поражается моей недогадливости. — Посмотри, какая шевелюра. Думаешь, ему нравится такую копну на голове носить? Нет, у рептилоидов иная форма черепа, как бы немного заострённая, этакий конус. Вот он и сделал причёску, которая скрывает отличие.
Рони продолжает объяснять основные различия между людьми и рептилоидами, а я внимательно слушаю, восхищаясь его фантазией.
Конечно, я не верю ни в снежных людей, ни в рептилоидов, ни в летающие тарелки, ни во что другое, чем наполнена его жизнь. Но меня восхищает его неуёмная фантазия, горячность, тяга ко всему новому и необычному, способность – несмотря ни на что — отстаивать свои убеждения. Он умеет находить связи между самыми невероятными предметами и явлениями: солнечными пятнами и соколиной охотой, извержениями вулкана и качеством асфальта на нашей улице, музыкальностью живописи и размером озоновой дыры над Антарктидой…
При этом он обидчив, суетлив и нетерпелив. Книги и статьи никогда не дочитывает до конца или, наоборот, читает их фрагментами, пропуская части и разделы, которые считает неинтересными. Иногда я осторожно возражаю, указывая на явные нелепости и несоответствия. Он сердится, горячится и тут же пускается в объяснения, почему не может принять мои возражения. Я замолкаю, мне не хочется терять расположение этого человека, являющегося в моих глазах большим ребёнком.
После столь длительного, но, по моему мнению, совершенно необходимого вступления, я перехожу к описанию того необычайного происшествия, которое приключилось с Рони совсем недавно. От всех других его отличает лишь одно: оно последнее из тех, свидетелем которых мне довелось быть.
Он ворвался в мою квартиру с сообщением, что мы стоим на пороге контакта с иной цивилизацией.
— Помнишь, – начал Рони с порога, — неделю назад китайцы запустили геофизический спутник «Куафу»?
Я не помнил. Точнее, не знал. Не слежу за запусками китайских спутников.
— Ну и?..
— Я узнал, это был не спутник!
— А что? – осторожно спросил я.
— Пилотируемый корабль! Сам посуди: во-первых, геофизические спутники работают на орбите годами, их незачем возвращать через считанные дни после запуска. Китайцы же объявили, что возвращают его на следующей неделе! Во-вторых, такие спутники не запускают на орбиту высотой 17 тысяч километров. Но, главное – наклонение орбиты. Китай никогда ещё не запускал спутники на орбиту с наклонением в 45 градусов.
Рони смотрел на меня победителем.
— Кофе будешь?
— Я на минутку. Впрочем, наливай. И ты знаешь, какова цель этого секретного полёта?
Я не знал.
— Встреча с инопланетянами! Их звездолёт находится как раз на этой орбите! Китайский корабль уж состыковался с этим звездолётом, и космонавты уже на его борту! Представляешь, им сейчас, в эту самую минуту, рассказывают о жизни на планете, с которой прилетел звездолёт!
Я бы мог спросить, на каком языке они общаются, но ограничился более скромным вопросом:
— А почему тайно?
— Боятся последствий. Представляешь, что случится, если выяснится, что обитаемых миров множество? Религии всего мира рухнут. Папе римскому придётся переквалифицироваться в садовники. Потрясение глобального масштаба! Кризис, равный которому наша планета ещё не знала! Биржи упадут! Религиозные фанатики двинутся войной против учёных!
Он продолжал описывать жуткие последствия контакта с инопланетянами, а я пытался смягчить витавшую в воздухе картину общепланетной катастрофы. Последствия возможного контакта будут грандиозными, но верующие найдут выход из любого положения. Скажут: «Разве бог не мог создать несколько планет?» Или просто будут говорить: «Не верим, розыгрыш!» Они из любого положения выкрутятся.
— Я уезжаю на встречу космонавтов! В Китай. Договорился! И не спрашивай, чего мне это стоило. Просьба – оставайся со мной на связи. Я возьму с собой рюкзачок с маленькой спутниковой антенной. В районе посадки, скорее всего, интернета не будет, поэтому лучше всего взять независимые приборы. Как только окажусь там, начну сеанс связи.
— Ты летишь в Китай?
— Сначала в Монголию. Из Монголии доберусь до китайской провинции Внутренняя Монголия. Там космодром, туда корабль и вернётся. Времени в обрез, так что – пока.
Рони схватил лежавшие на блюдечке бисквиты, запихал их в рот и скрылся за дверью.
Я некоторое время размышлял о том, какое влияние на мир может произвести известие о прилете чужого звездолёта. Скорее всего, не будет проблем доказать, что они не земляне, и тогда…
Затем я вздохнул – разумеется, достоверность этого рассказа не отличалась от истинности многих других сенсаций, услышанных мною от Рони. Для очистки совести я полез в интернет, где без особых усилий отыскал таблицу запуска космических летательных аппаратов.
К моему удивлению, спутник под названием «Куафу-4» был действительно запущен с космодрома Цзюцюа́нь провинции Внутренняя Монголия, и высота его орбиты являлась именно такой, о которой говорил Рони. Больше ничего о спутнике не говорилось. Я пожал плечами и стал ждать.
Через две недели я случайно встретил Рони, медленно бредущего по нашей улице, понуро опустившего голову и не видевшего никого вокруг себя. Он прошёл бы мимо, но я окликнул его. Рони поднял голову и окинул меня взглядом, наполненным тоской, необъятной, как океан. Я понял без слов, каковы были результаты его последней поездки, и решил немедленно отвлечь его от тягостных размышлений. Пригласить на кофе и яблочный пирог, который оказался, по случаю, в моём холодильнике.
— Контакт не состоялся. Мы им не интересны, – шёпотом сказал Рони. — Как нам не интересны муравьи. Они слишком далеко ушли от нас.
Можно было возразить, что муравьи нам, то есть людям, как раз интересны. Сообщество муравьёв имеет сложную социальную структуру, изучением которой занимаются учёные. Есть даже целая наука – мирмикология. Но сейчас упоминать об этом было неуместно.
— Тебе понравился Китай? Пошли ко мне, расскажешь.
Он озадаченно посмотрел на меня. Такая простая идея – зайти ко мне и рассказать об увиденном, не приходила ему в голову.
— Я не был в Китае, – медленно сказал Рони, словно эти слова ему давались с трудом. — Пограничники не пустили. Виза нужна. Монголы могут свободно пересекать границу, а мы – нет.
И повторил:
— Виза нужна.
— Расскажешь про Монголию, – я не терял надежды затянуть его домой. Не хватало только, чтобы он впал в депрессию.
— Да? Это тебе будет интересно? Знаешь, что самое необычное я увидел в Монголии? Эндемики! Настоящие эндемики!
Он схватил меня за руку.
— Эндемик – это изолированный оазис! Понимаешь, эти оазисы отделены от других десятками километров непроходимых песков, сильных ветров там нет, поэтому фауна и флора развиваются в них изолированно, вне связи с остальным миром. Растения и животные там за тысячи лет эволюционировали в совсем иные виды. И если вспомнить, что пустыню Гоби в прошлом густо населяли динозавры, то …
Я облегчённо вздохнул: депрессия ему не грозит.