Неприкаянный

Неприкаянный

– Есть местечко? – спросила подошедшая к нам Катерина.

– Катя, садись. Может какой-нибудь ужастик расскажешь? – отозвался Пашка освобождая Кате место на бревнышке возле себя.

– Да, нет, ужастиков я боюсь. А красивый у нас костер сегодня.

– Да, костер получился классный, Серега, подбрось, – обратился Пашка уже ко мне. Я подложил в костер очередное полено и огоньки пламени сразу же весело заиграли вокруг него.

– Сегодня в программе вечер ужастиков и монстриков, – сообщила рыжеволосая Анька. Ну, кто начнет?

Мы были студентами 2-го курса архитектурного института. В нашей группе училось всего 15 человек. Семь девчонок и восемь парней. Группа подобралась дружная. Нашлись общие интересы и увлечения. Самым заводным и веселым был мой друг Пашка Фомин. Он легко мог поднять всю группу и повести на дискотеку, в поход. Мог рассмешить всех веселым анекдотом и поднять настроение на целый день. Можно сказать, что единственным его недостатком была вспыльчивость, благодаря которой мы периодически ввязывались в конфликты, а иногда и драки. Пашка был безответно влюблен в кареглазую и тихую Катюшу Светлову. Они выглядели как две противоположности – высокий светловолосый Пашка и маленькая Катюша с длинными темными волосами.

Еще одним ярким членом нашей группы была Аня Долгова, или Рыжуха, или Белка. Очень шумная, иногда даже слишком, но очень верная подруга Кати. Они дружили еще со школы и вместе поступили в институт. Аня встречалась с Кириллом Барановым, коренастым парнем, приехавшим учиться из небольшого северного городка.

Учебный год традиционно начался с сельхозработ. В этом году нас отправили на картошку в самую тьмутаракань нашей области. Деревня называлась Залесье. А поселили нас в старой школе, продуваемой всеми ветрами через все щели. Поэтому вечерами сидеть и греться у костра стало доброй традицией.

– Надо Семеныча позвать, он интересненько врет.

– Это да! – дружно поддержали несколько голосов.

Семеныч – это местный сторож. Старик очень добрый, с живыми лукавыми глазами и веселой усмешкой на лице. Сколько ему лет никто не знает, а угадать сложно. Сам он о своем возрасте говорить не хочет.

– Сколько есть – все мои, – отвечает он загадочно на все наши расспросы об этом. Но иногда в его болтовне проскальзывают факты, заставляющие задуматься, а не перевалил ли его возраст за сотню?

Наш приезд его очень порадовал. Раньше в Залесье студентов никогда не селили. А в этом году говорят, выхода не было. Семеныч говорит, что с нашим приездом в деревне жизнь появилась. Наверное, так оно и есть. Деревня когда-то была большая, процветающая. И школа своя была и магазин. А сейчас осталось домов тридцать, в которых живут люди. Да и то почти все старики. Но, что интересно, брошенные дома выглядят так, как будто их вчера покинули хозяева. Просто забили окна, двери, повесили замки и ушли. Нет поломанных заборов, крыш, сараев. Будто их периодически посещают. Вокруг все заросло травой, деревьями. Но разрухи нет.

Семеныч часто к нам приходит. Он словно рад опять пообщаться с молодежью. Чувствуется, что ему доставляет удовольствие поделиться с нами своей житейской мудростью, а иногда и поворчать, глядя на полное отсутствие у нас навыков деревенской жизни. Но ворчит он при этом по доброму, как на родных внуков. Зато он постоянно радует нас интересными историями. Их у него на все случаи жизни припасено по вагону и маленькой тележке. Когда он их рассказывает, то не возникает сомнений, что именно так и было. И все у него понятно: вот это хорошо, а вот это плохо.

Семеныч всегда появляется вовремя. Вот и сейчас, как по заказу, старик появился из темноты.

– А у нас сегодня вечер ужасов. И мы вас ждем. Расскажите что-нибудь страшненькое!

– Ну, вы даете, зачем же страхи на ночь?

– Давайте, Семеныч, – чуть ли не хором заныли мы.

– Да не знаю никаких ваших страшилок. Я знаю только то, с чем в жизни встретился, – пояснил Семеныч.

– Так неужели в Вашей жизни не было ничего страшного? – хитро спросил Пашка.

– Как не было? Две войны пережил. Повидал я всякого, – Семеныч на минуту задумался, словно восстанавливая в памяти какие-то события. Мы не торопили. И Семеныч заговорил.

* * *

– Это случилось сразу после войны. Война оставила после себя голод, разруху, непаханые земли. Мужиков с фронта вернулось мало, да и те после ранений и контузий. Еще перед войной в Залесье построили большую добротную школу. И учитель нашелся из местных. В сентябре школу открывать собирались, да не суждено было – война началась. Учитель ушел на фронт. Так и простояла школа пустой все четыре года. И вот в первый послевоенный сентябрь решено было закончить начатое. Учитель с войны вернулся, без руки правда. К началу учебного года готовились всей деревней. В помещении навели марафет, поменяли выбитые стекла. Нужно было только принадлежностями всякими разжиться: тетрадями, ручками, книжками. С деньгами тогда туго было. Поэтому сбросились всей деревней натурпродуктами. Кто курицу дал, кто зерна насыпал, кто грибов, кто ягод. Решено было продать все на рынке в райцентре, а на вырученные деньги купить все необходимое. В город отправили Петра Малехина – бывшего партизана, самого ответственного человека в деревне. Выделили ему для этой экспедиции телегу и единственную в деревне лошадь. Выехал он в пятницу утром. До города 40 верст, почитай день пути. К вечеру должен был добраться и переночевать у родственников. А в субботу и воскресенье сделать все необходимое. Поэтому ждали его назад в понедельник. Дети ждали покупок, взрослые новостей. Но ни в понедельник, ни во вторник Малехин не вернулся. Думали, может у родственников загостился. А тут еще некстати дождь зарядил. Как из ведра лил несколько дней. Все дороги размыло. Поэтому когда Малехин не вернулся до субботы списали все на непролазную грязь, дескать, не решился соваться в такую погоду в наши леса. В субботу распогодилось. А уже к обеду в деревню пришла сивая кобыла, на которой уехал Малехин. Одна пришла, без телеги. Народ запереживал. Может колесо на телеге сломалось? Надо было идти искать Петра. Поразмыслив, решили, что издалека кобыла бы сама до дома не дошла. Искать надо где-то рядом. Вызвались трое. Сразу и пошли по размытой дождем дороге в направлении города. Места у нас тут, как видите, глухие. Но сейчас хоть дороги нормальные. А в те годы единственная дорога проходила через лес. Была она узкая, двум телегам не разминуться. А когда едешь, то еловые ветки по лицу хлещут. Так что не разгонишься. Вот по этой дороге и отправились. Шли не долго, около часа. Как раз в месте, где дорога крутой поворот делала, стояла телега. Целая, колеса на месте. Возле одного из них, широко раскинув ноги и сидел Малехин. Сидел и смотрел невидящими глазами куда-то вперед. Страшное у него лицо было, как будто от ужаса перекошенное. Петр был мертв. В телеге лежали купленные на рынке товары. Все было накрыто плащом, который, как ни странно, был абсолютно сухим. Да и Малехин, сидящий без плаща не выглядел ни промокшим, ни грязным. Следов вокруг не было видно. Хотя на размокшей от дождя земле следы пришедших были видны отчетливо. И вот что еще не понятно. Рядом с Петром лежал открытый коробок со спичками. Почти пустой. Спички валялись рядом. Они были не сожженными, но каждая из них была переломана пополам.