Максим закончил свой рассказ.
— Знаешь, я был весьма удивлён, когда увидел тебя у больницы, — добавил он. — Я хотел тебе рассказать о случившемся и о Саймоне, но ты тогда была не в духе. Словно… сама не своя.
— Да, я тогда потеряла свой отряд и получила пулю, ты как раз подоспел на мою выписку. Долго я там провалялась.
— Это я знаю, но причина, по которой ты покинула Нэро тогда..?
— Слишком личная, прости.
— Даже Кира не знает?
— Даже Кира. Знал шеф, но, как видишь, он унёс её в могилу.
Они замолчали.
— Максим… что мне делать? — Ботт уронила голову на руки.
— А?..
— Я… Я не знаю. С тех пор, как я вернулась, всё... как будто рушится. Я себя не узнаю. Раньше всё так легко давалось, даже если было страшно и невыносимо. А сейчас только эти два чувства без какой-либо надежды на светлое будущее. Вокруг умирают люди, а я… я снова где-то там, и не могу помочь. Может, я ошиблась тогда, когда решила пойти в Нэро?..
— Вот ещё заплачь тут, Ботт, — Максиму стало весело, однако он вовсе не насмехался над подругой. — Правда, сама на себя не похожа.
Девушка вытерла выступившие слёзы. И правда, что-то в последнее время она совсем опустила руки и слишком часто стала повторять «не могу». Обычно мысли «могу, не могу» вообще не попадали в её дурную голову. Просто шла вперёд, предпринимала необходимые действия по мере поступления проблем, и жаловаться было не на что.
— Да, что-то я раскисла за шесть лет домашнего хозяйства.
— Неужели муж плохой попался?
— Наоборот. Такой замечательный, что обзавидуешься!
— Упаси архив, чужим мужьям завидовать!
Лина засмеялась.
Жить стало немного легче.
— Давай займёмся делом.
— Давно пора, — максим разложил на столе карту и придвинул керосиновую лампу ближе.
— И чего ты всё не хочешь электричество сюда провести? — Ботт немного увеличила яркость лампы. — Что день, что ночь.
— Может, я немного романтик?
— Может, ты немного крот. Ни света, ни отопления, ты зимой тут не примерзаешь ни к чему? — Ботт надела капюшон и застегнула куртку.
— Пока случаев не было. Если тебе холодно, могу предложить чай.
— Предлагай.
— Саймон, приготовь нам чай.
— Сейчас, мастер! — где-то за шкафами послышался топот маленьких ножек.
— Знаешь, это умиляет, — улыбнулась Лина.
— Что?
— То, как вы общаетесь. Честно, видеть тебя таким… серьёзным и одновременно заботливым рядом с ребёнком. Для меня это странно. Но всё же мило.
— Просто он стал для меня семьёй, — пожал плечами архивариус. — Его родители относились ко мне как к родному, и я был бы последней тварью, если бы бросил Саймона. К тому же, у него осталась психологическая травма, ведь он видел, как растерзали Жиля и Ан. — У Максима задрожали губы, но мужчина улыбнулся, как будто всё было хорошо, и он делится пустыми будничными новостями.
— Ужасно… — Ботт почувствовала, как кольнуло сердце, а по груди расплылось тяжелое гнетущее чувство.
В архиве повисла тишина. Она плотным грузом опустилась на головы, давила на плечи.
Каждый задумался о своём, но мысли переплетались, больными звенящими нотками, вгоняя жало вины глубже в сердце. В душу.
Лина тихо заговорила:
— Если я могу чем-то пом…
— Не надо! — грубо прервал Максим, хлопнув ладонью по столу. — Ты же знаешь, я хочу со всем справляться сам.
Лина кивнула.
— Знаешь, я тут подумала, что те, кто растерз… — Лина замолчата, так как из-за стеллажа вышел Саймон.
Мальчишка осторожно ступал среди бумаг и книг, валявшихся на полу, высунув язык, следил, чтобы чай не выплеснулся из изящных фарфоровых чашек. Осторожно и не дыша, Саймон поставил поднос на стол.
— Спасибо, Саймон, — максим слегка коснулся головы мальчика, но заметив, что Лина снова умильно улыбнулась, глядя на это, отдёрнул руку. — Можешь пока идти.
— Мастер… Можно я пока начну читать урок без вас?
— Конечно. Если что-то будет непонятно, выпиши в тетрадь, я потом объясню.
Мальчик, счастливый, убежал заниматься.
— Ну, это же ми-ило! — издевательски протянула Ботт.