Несчастные

Несчастные

Эстер с мрачным негодованием, ещё тихим, но готовым в любую минуту вскипеть, смотрела на образовавшийся комок на стене. Ещё вчера вечером тут была ровная полоса обоев, чуть выцветших, но ровных, строго держащих рисунок. А что сегодня? А сегодня обои вздулись, аккурат так, чтобы Эстер с утра сразу же увидела и испортилось её и без того плохое настроение.

Иначе этого нельзя было объяснить. Ну что за уродство – что за мерзкий вздувшийся комок обоев? Конечно, туда попала вода – а что же ещё? Ну почему сегодня?

Впрочем, случись это вчера или через две недели – неважно, Эстер взирала бы на этот поганый комок с таким же мрачным презрением и также негодование тихо скребло бы её изнутри, разжигая и без того ставший с годами ещё более скверным характер.

Эстер, несмотря на свои годы, была ещё в силе. Конечно только тогда, когда это было ей нужно. Самой нужно, а не каким-нибудь родственникам или врачам, или управляющей компании – словом, кому угодно, кроме неё.

Сейчас она могла позвонить в домоуправление и пожаловаться на стену или самой для начала осмотреть стену, попробовать узнать что случилось, но какой был в этом смысл? Эстер не хотела этим заниматься, для неё это было всего лишь очередным поводом для саморазгона, для подтверждения несчастной своей жизни, и только после этого – это было бытовой неприятностью.

Эстер с удовольствием потянулась к телефону. Кристина взяла трубку не сразу, что Эстер не могла не отметить:

–Долго ходишь! – сказала она вместо приветствия. – А если у меня тут инфаркт?

–А у тебя инфаркт? – глухо отозвалась дочь. Она всегда была быстра на подобный ответ, что раздражало Эстер до бессильной злости. Вырастила, надо же! Никакого сочувствия к матери.

–Не надейся! – огрызнулась Эстер, – но помощь твоя мне нужна. Меня тут затопили.

–С головой? – Кристина не заставила себя долго ждать.

Эстер только этого и надо было. Накопившееся с утра раздражение тотчас сформулировало такой привычный и такой сладкий монолог о том, как Эстер несчастна и одинока, как черства её дочь, оставляющая родную мать в затопленной, сырой квартире!

Кристина не реагировала. Она знала что бесполезно – пока монолог не закончится или пока мать не переведёт дыхание, влезать бесполезно, так что она ждала, бездумно взирая в окно.

–В общем – приезжай! – велела Эстер, закончив очередную из своих бесконечных речей. – Приезжай, если у тебя хоть сердце есть.

–Сердце у меня есть, согласилась Кристина, – но, мама, у меня ещё и работа есть. А судя по тому, что ты начала с упрёков, а не с проблемы – всё не так плохо.

Эстер поджала губы. Ну точно – вырастила! Вечно Кристина не оправдывала её ожиданий. Всегда себе на уме, вся в отца! Тот такой же был – всё о себе, да всё скрытно.

–Ну и не приезжай, – процедила Эстер, – никогда не приезжай! Вот помру…

И она бросила трубку, ещё минута у Кристины на шанс была. Если бы она позвонила тотчас, чтобы покаяться, чтобы попросить прощения…

«Что же я, не простила бы?» – удивлялась про себя Эстер, но телефон молчал. Кристине прощение матери было не нужно.

–Так и знала! – Эстер даже обрадовалась тому, как была права в очередной раз. Сама взяла телефон, набрала другой номер. Стефан взял трубку почти сразу.

–Да, мам? – голос его звучал бодро.

«Конечно же, взял, чем ещё ему заниматься?» – зло подумала Эстер, но вслух сказала другое:

–Меня затопили, приезжай, разберись.

Стефан помолчал. Он понял – мать уже не в духе, даже больше, чем всегда.

–Чего молчишь? – негодовала Эстер. Она была готова обрушиться и на него, хотя Стефан всегда был более покладистым и уж точно послушнее Кристины, ему тоже доставалось раздражение.

–Смотрю на график, – ответил Стефан, – я заеду в пятницу.

–Ты же не работаешь! – вот теперь Эстер возмутилась. Сначала дочь, но от неё всегда ничего хорошего ждать не приходилось, теперь и этот вот…

–Я работаю, мама, – заметил Стефан спокойно, – и то, что я делаю это из дома, ничего не меняет. У меня также есть сроки, также есть график. Я заеду в пятницу.

Эстер молчала. Но не пристыженно или смущённо, или как-то ещё, осознавая, нет. Она молчала так, чтобы он понял как он перед нею виноват. В конце концов, сколько тут добираться ему? От улицы Прегера, где дом Стефана, до её…ну минут двадцать пешком. И что, у него нет двадцати минут для матери? Никогда Эстер бы такому не поверила.

–Можешь вообще не заезжать, – отозвалась Эстер, поняв, что молчание затягивается, и Стефан тоже не реагирует на ее оскорбленное возвышенное молчание.

Эстер положила трубку. Вот так! вкладываешься, вкладываешься в детей, во всём себе отказываешь, а они оба эгоисты, только о себе и думают. А то, что матери плохо, что её затопило…

Впрочем, Эстер скептически оглядела стену с уродливо вздувшимся комком обоев и поняла, что разводов и подтеков нет. На затопление не очень и похоже, хотя обои вздулись так, словно изрядно промокли. Но, в конце концов, дело не в этом. Дело в том, что Эстер не на кого положиться в этом мире, ведь даже родные дети поступают с ней самым скотским образом. А если бы и впрямь была беда?