Ей было три года, когда я не уследил и Нана заболела.
Так, бывало, в силу того что я мало чувствовал, не мог исправить наличие сквозняков в доме и вероятно от этого, а может быть я что-то упускал в ее питании, но…
Иногда она болела.
В такие дни я холодел от ужаса.
Мне казалось, что это тот момент, когда всесильные Они, хотят забрать у меня ее, ведь что бы я не говорил не все в моей власти, в моей власти слишком мало…
Была глубокая ночь, мягко трещал огонь в камине. Жар немного спал, и девочка проснулась, попросив у меня почитать ей сказку, а нужно сказать к тому времени она стала достаточно разговорчивой. Эти мутные зеленые глаза, растрепавшиеся волосы и съехавшее от того, как она села в кровати полотенце… Нана бледная с красными полосами на скулах. Я судорожно выбирал книгу которую мы еще не успели прочесть, открывая наобум, забираясь к ней в постель, ежился от неприятной дрожи в собственном голосе, а она опустила голову ко мне на бедро и заглядывала по обычаю в картинки, и уже то, что мне не забрались на колени, говорило - рано думать о том, что болезнь отступила.
Кот в сапогах…
Ее ладошка была поднята с видимым усилием, но достаточно твердо прижата к картинке на соседней странице от той с которой я читал.
- Хочу… - голос хриплый и слабый, от чего я вздрагиваю. Обычно она не просила вещей из книг, я объяснил ей, что сказки — это небыль и она поняла. Но сейчас вероятно возвращался жар.
Я слишком отчетливо понимал, что будь я обычным человеком, завести кошку в доме не стало бы проблемой, но как объяснить ребенку, что ни одно живое существо не может попасть в этот дом, кроме нее самой. Уровень моего нервного перенапряжения дошел до того, что я завибрировал, каждой клеткой своего несуществующего тела и на мгновение мне показалось, что я сейчас разлечусь на ионы…
Так и произошло - какой-то болезненный взрыв, в моих глазах потемнело, как может темнеть у обычных людей при обмороке, а когда я смог опять видеть, глаза оказались на уровне глаз Наны. На уровне глаз, которые сейчас расширились до невероятных размеров от детского восторга.
В их расширенных зрачках я видел кота, большого синего кота, отдающего сиянием, которое никак иначе, как мертвым не назовешь.
Но девочка не разбиралась в сияниях, у нее еще не было предвзятых взглядов на что-либо.
Она получила, что хотела и уже вскоре я хрипел и задыхался в крепкой хватке детских рук.
Впервые после той ночи я чувствовал себя измученным, меня на радостях обнимали до треска костей (которые я будучи полностью в ее руках чувствовал), меня гладили, а когда у нее вновь закончились силы Нана не долго думая улеглась на меня придавливая своим весом к кровати, утыкаясь носом между ушей.
Это было странно и страшно.
Я до утра думал, что же произошло и как вернуть себе прежнюю форму, кот — это отлично, но кот не сможет заботиться о девочке, как нужно.
Стоило мне сильно заволноваться за то, что же теперь будет с Наной и взрыв повторился не менее разрывающий и болезненный.
Я встречал рассвет с горячим ребенком на груди, и понимал, что для нее я могу даже больше, чем думал, что могу…
Стоило ей проснуться, как руки обвили мою шею, мне ткнулись привычно носом в скулу и прошептали:
- Кот…
Это был решающий момент, в ту ночь у меня появилось имя. Впредь и каждый раз, тишину дома разрывало звонкое «Кот» на все лады, с разными эмоциональными нагрузками.
Я даже не мог подумать, что три буквы, всего три буквы могут столько в себе нести.
Что слова вообще на подобное способны.