Неудачница: перезагрузка

Глава 9. Не время и не место.

Смотрю на мужчину и не понимаю, что мне делать: проглотить свои обиды и остаться на ужин? Или гордо уйти, но обдумать его слова на досуге? А если я останусь – будет ли это означать, что я согласна с манерой его поведения? Ведь я не согласна.

- Мила. Пожалуйста, - Глеб смотрит на меня с просьбой в глазах, и я теряюсь…

Почему ему так важно, чтобы я осталась?..

- Хорошо, я останусь, - ужасаясь своему решению, говорю ему негромко, - Только, пожалуйста, давай больше не будем говорить о моём будущем?..

- Хорошо, - послушно соглашается Бондарёв.

Я возвращаюсь на кухню, достаю мясо из духовки, разрезаю его на куски, выкладываю на специальный поднос, несу его на стол, раскладываю порции по тарелкам, сажусь, ем.

Несколько минут тишины и негромкого поглощения еды.

Мы ни о чём не говорим.

Просто. Жуём.

Потрескивают зажжённые свечи. Изредка сталкиваются приборы с посудой, издавая неприятные, резкие звуки.

Глеб молчит.

А мои нервы натягиваются, как тетива перед спуском стрелы: и о чём нам говорить, кто мне скажет?.. Боже, неловко-то как… Смотрю на Бондарёва, но по его сосредоточенному на поглощении еды лицу, понимаю – ему также неловко, как и мне. Неужели единственная тема для обсуждения между нами двумя – это моё злосчастное будущее?

И больше нам поговорить не о чем?..

- Я так не могу, - отставляя бокал в сторону, неожиданно произносит Глеб.

- Ну, слава Богу! – облегчённо вырывается из меня.

- Что? – удивлённо переспрашивает Бондарёв.

- Нет-нет… я так, - мнусь, как школьница на первом свидании, - ты, кажется, что-то хотел сказать?..

- Да… я не могу так просто отпустить тебя в безвестность, - напряженно произносит Глеб, сосредоточенно глядя на свои пальцы, переплетённые в замок, - можешь считать, что я чувствую ответственность за тебя.

- А это так? – спрашиваю его.

Глеб поднимает на меня глаза и некоторое время просто смотрит.

На мой вопрос он не отвечает.

- Я не хочу, чтобы ты уходила из компании, - наконец, произносит он.

- Это вопрос решённый, - опускаю взгляд в свою тарелку, - давай не будем об этом.

Не хочу об этом говорить!

- Но почему? – допытывается Глеб, - Неужели тебе так не нравится работать на меня?

- Дело не в том, что мне нравится или не нравится - дело в том, что ты натворил, - резко вырывается из моего рта; закрываю рот, плотно смыкаю губы; затем всё-таки поднимаю взгляд на Бондарёва, - я предупреждала – не нужно нам об этом говорить…

- Ты презираешь меня? – Глеб смотрит мне прямо в глаза.

А я… не знаю. Уже – не знаю. Потому молчу.

- Презираешь, - невесело усмехается он и опускает взгляд на стол.

- Я думаю, что ты сам себя презираешь за это, - говорю негромко.

Глеб растягивает на губах какую-то странную, словно болезненную усмешку.

- Возможно, - только и произносит он.

Затем вновь поднимает на меня глаза; мы смотрим друг на друга и снова молчим.

И, чёрт возьми, мне его опять становится жалко…

- Что это? – лицо его напрягается, а в глазах появляется напряжение, - Ты что, сейчас… жалеешь меня?

- Ты хотел сделать больно другим, а в итоге сделал больно себе, - произношу тихо, невольно вспоминая детишек из детского дома, где проходила моя практика, - У нас в университете как-то была…

- Не нужно меня жалеть. И не нужно сравнивать меня с кем-то из твоего университета: я не один из твоих подопечных, - перебивая меня, сосредоточенно произносит Бондарёв, в глазах которого загорается какой-то нехороший огонь.

- У меня уже нет подопечных, - разводя руки в стороны, говорю с усталой улыбкой, - теперь у меня есть только ты и твоя компания...

- Меня. Не нужно. Жалеть, - по слогам произносит Бондарёв, в упор глядя на меня.

- Глеб, это нормально, признавать свои ошибки… - пытаюсь объяснить ему эту старую азбучную истину.

- Ты думаешь, что я страдаю от того, что сделал? – грубо перебивая меня, жестко произносит Бондарёв, - Так вот тебе честный ответ: не страдаю. И не жалею. Я получаю удовольствие от созерцания плодов своего труда. Мне приятно видеть, что всё, к чему я стремился, теперь находится в моих руках. И мне приятно знать, что те, кто когда-то хотели подчинить меня, теперь стали моими подчинёнными. Ты понимаешь это?.. Меня не нужно жалеть, мне не нужно сочувствовать! – цедит он, глядя на меня с какой-то странной злобой, - Я не этого от тебя хочу!

Ну, вот, наконец, и его прорвало…

- А чего хочешь? – сжав тканевую салфетку в руке и не глядя на Бондарёва, ровно спрашиваю.

- Ну, уж точно не жалости, - с язвительной усмешкой отзывается Бондарёв.

Спокойно поднимаюсь на ноги.

На этом наш славный ужин можно смело считать законченным.

- Сядь на место, - спокойно приказывает Глеб.

Усмехаюсь в ответ, качаю головой.

- Благодарю за еду. Было вкусно, - откидывая салфетку на стол, произношу; разворачиваюсь, иду в прихожую; слышу, как Глеб поднимается из-за стола и стремительно идёт ко мне, - Не нужно меня провожать, - резко разворачиваюсь к нему, встречаясь почти нос к носу, - я прекрасно знаю, где выход.

- Почему с тобой так сложно? – буквально цедит Бондарёв.

- Наверное, потому что ты вообще не умеешь ухаживать за женщинами, - предполагаю без эмоций.

- Мила, - Глеб хватает меня за руку, когда я вновь разворачиваюсь к выходу, и я не выдерживаю: звонкая пощёчина приходится ровнёхонько по центру синяка.

Глеб закрывает глаза и плотно смыкает челюсти.