Невеста для дофина

Глава 20

Вскочила со стула и начала ходить из угла в угол маленького фойе. Звуки за дверью недвусмысленно указывали на то, что девочки постоянно прибывали. Мне были прекрасно слышны их смешки и неприкрытый флирт с пажом на входе. И, судя по гомону, конкурсанток становилось все больше. Оно и неудивительно, всего пару минут назад дофин прошел в кабинет.

Луи-Батист удивленно осмотрел нас, видимо, не ожидал застать кого-то так рано. Надеюсь, он не посчитает нас особами, которые везде пытаются «пролезть без мыла», как говорит дедушкина повариха в «Гнезде».

Подумала об этом и сразу же сделала фигу, пряча руку за складками платья. Негоже виконтессе выражаться, как простая крестьянка, а менталистам слышать об этом. Накляузничают потом, что я не умею вести себя в приличном обществе. Подозрительно посмотрела на троих молодых «воронов» и вздохнула. По их лицам совсем не понять, о чем они думают. Может, им и дела нет до наших мыслей о фасонах шляпок и рюшах на платьях для бала. Вдруг они думают о пирогах? А что? Чем не тема для раздумий? У нас на кухне пекут знатные пироги с рябиной. Только студентам они не достаются и идут только на стол учителям. Мы с Армель, правда, пару раз выменивали у поварят несколько штук на ученические чулки. Потом, правда, пришлось выслушать от классной дамы, что мы портим (кто же признается в обмене) третью пару первоклассных чулок за всего пару месяцев. Справедливости ради стоит отметить, что не такие уж они и хорошие, эти чулки, а на складе в академии их море. Зато пироги были вкусные.

Так почему бы менталистам, вместо того чтобы прислушиваться к нам, не думать на какие-нибудь нейтральные темы? Вряд ли в наших девчачьих головах есть что-то интересное. Вот о чем я думаю? Пирогах, чулках, выступлении, Персефоресте, наших с Армель тайнах, месье де Грамоне и Ноэле… К одной фиге присоединилась разом вторая — для надежности. Мысли в моей голове никак не выстраиваются в единый поток, разве «воронам» не будет скучно отслеживать их все? Или остальные девочки думают «по-взрослому»?

Я задумчиво посмотрела на Армель и Аврору. Подругам ведь тоже страшно. Но по ним не скажешь, бледность только делает их лица более похожими на картинки из альманаха. Вот бы мне так! А то, судя по тому, как щекам и ушам жарко, я похожа на перезрелый помидор. Еще и волосы наверняка выбились из прически. Села обратно к девочкам на скамейку и досадливо топнула ножкой. Просто вселенская несправедливость. Почему я не могу быть похожа на подруг? Рассчитывать на то, что дофин, увидев меня на испытании, прижмет руку к сердцу и воскликнет: «Мадемуазель Эвон, я в восхищении! Будьте моей женой!», не стоит.

Со стороны менталистов послышался кашель. Один из них даже покраснел весь от попыток прекратить приступ. Бедные они, несчастные! Сколько их вижу, постоянно дохают. Точно все дело в климате, у нас тут, на границе со Спанией, совсем другая влажность, чем в столице.

— Петер, запускай! — послышался голос месье де Грамона из-за дверей кабинета.

«Старик» даже не удосужился выйти. Просто лениво крикнул. Я едва не задохнулась от возмущения. Разве так поступают воспитанные люди?

Петер, молодой высокий мужчина, уверенно направился к нам. Армель и Аврора, которые словно только сейчас поняли, что значит этот крик месье де Грамона, вжались в спинку скамейки.

— Мадемуазель Эвон, прошу.

Посмотрела на протянутую руку с ужасом. Это сейчас меня поведут на позорище? Почему именно меня? Я уже начала сомневаться в своем выступлении — как оно у меня получится. И быть первой… Что бы ни говорила Армель, но запомнится именно последнее выступление, к концу показа может и забыться маленькая иллюзия одной несчастной Эвон.

— Отчего же я? — слабо пробормотала, пряча взгляд от менталиста.

— Вы же васконка, мадемуазель. Разве васконцы пасуют перед трудностями?

Я резко подняла голову, задетая за живое словами месье Петера, который произнес вслух мои обычные мысли, но в его интонации мне послышалась некая насмешка. Да! Я — васконка. И черт подери Атенаис (ну не меня же, верно?), если я отступлю.

Расправила плечи так, как учил мэтр Шарль: подняла, отвела назад, опустила — и одним движением поднялась со скамейки. Рассчитываете, что я растеряюсь, господа? Не дождетесь! Я — Эвон де Сагон. И если надо войти в самую страшную комнату, я сделаю это, да так, что ни один паж не заподозрит, насколько мне страшно.

Где-то позади испуганно ахнула Армель, а я уже шла впереди, едва касаясь пальцами руки менталиста. Идти было легко, все мысли будто разом испарились из головы, только в животе, словно живой жгут, поселился страх. Но позволю ли я, чтобы это увидели все? Ни-ког-да! Мне показалось, менталисты одобрительно кивнули, когда я проходила мимо них. Почему-то именно это придало мне уверенности, ведь наверняка они уже читают мои мысли. А я думаю по-взрослому. Так, как приличествует будущей королеве.

— Удачи, мадемуазель, и пусть все старые боги благоволят вам, — шепнул на ухо менталист, останавливаясь около входа в кабинет и отступая в сторону, давая мне сделать последний шаг самостоятельно.

Кивнула и, открыв дверь, решительно ступила вперед.

Часто заморгала, привыкая к полумраку, все шторы в классе были задернуты, не пропуская ни единого лучика света. Парты были сдвинуты к стенам, освободив площадку для выступления. На небольшом возвышении за учительским столом расположился дофин. Он сидел с неестественно прямой спиной, будто готовый к длительному утомительному ритуалу. А ведь ему действительно предстоит долгий день, чтобы просмотреть сорок    конкурсанток.