Невеста Крылатого Змея

Глава 22. Свадьба

Топись, топись баенка,
Колись, колись, каменка!
Распарись, Леда – душа,
Да свет Александровна!

Ты, пойдем-ка, милая подруженька,
Ты посмой-ка красу девичью,
Что свою-то волю-волюшку…

Увидев наконец названую сестрицу, Арлета высоко брови вскинула, округлила рот в изумленье:

– Ой-еченьки, исхудала-то как, одни глазищи на личике и остались. Ну-ко, поди сюда, так и есть, косточки торчат. Что ж ты не следил, Годар, девка наша еле на ногах стоит!

– Вот и неправда, нас везде вкусно кормили, и ни в чем не было нужды, - притворно сердясь, вырывалась Леда из рук Змеевой сестрицы, которая с новыми прибаутками ощупывала ее со всех сторон.

А после Леда добавила тихо:

– В баню хочу… Чистое все надеть. Сесть рядом с вами и чтобы Радунюшка новости сказывала.

Арлета только руками взмахнула, словно крылья расправила:

– Так вестей-то как раз от тебя ждем, голубушка! У нас все хорошо. Побратим твой лесной приходил, едва не выломал здесь ворота, пришлось пустить. Не скажу более худого, мужик справный и речистый стал. Ходит гоголем, смотрит соколом. Ежели он доченьке по душе, так противу быть не желаю, сговор есть, а через годик об эту пору можно за пир честной да и кончено дело.

Сказала так и не смогла слез удержать. Леда обняла будущую золовку, сама тяжко вздохнула – ох, и нелегко будет Арлете расстаться с любимой дочкой, а как иначе, доля женская известна. Из родного гнезда на чужой двор. Хорошо, если муж ласковый, в обиду не даст. Хорошо, что Михей именно такой.

Но Арлета быстро слезы утерла, принялась по хозяйству хлопотать:

– Банька поспела давно, айда, мыть тебя стану.

Годар только усмехнулся, в свою очередь обнимая сестру:

– Недолго ей, милая, твои заботы терпеть… Назову женой, сам буду парить.

Леда головой замотала, вроде отказываясь, а у самой глаза счастьем лучились. Проговорила на местный лад:

– С тобой и вовек не пойду, уж оченно ты горяч!

Встретились взгляды, друг друга приласкали нежно, все поняли про себя, слова не нужны. А вечером остались Леда и Радунюшка в светелке одни, повели разговоры. Леда о своих приключениях рассказала, а юница испуганным шепотком поведала сердечные тайны:

– Сон мне снился давеча. Такой сон, что и сказать неловко. Будто по лесу иду, и жарко и душно мне, ажно невмоготу стало… Одежку я на поляне скинула, и тут, откуда ни возьмись, медведь. Да такой большой-пребольшой, прямо ко мне лезет. Я без сил упала, сами глазоньки закрылись, но страха не чую, будто радостно даже мне, а он… Ох, и сказать-то стыдно…

Радуня личико спрятала в ладони, дрожала всем телом:

– Он давай меня всю лизать… а язык у него горячий и шершавый и мне оттого еще жарче стало. Ой, стыд, стыдобища… только тебе и могу повиниться, ты-то не разбранишь, как маменька.

Леда закусывала губу, обнимала подругу, успокаивающе гладила по волосам и нервно подрагивающим плечикам:

«С такими снами как бы тебе раньше меня деток не народить. Созрела ягодка... налилась, раздобрела к своим шестнадцати годкам. Скоро уже круглее меня в некоторых местах будет, а там и вовсе перегонит. Ох, медведь, будет же тебе радость - смотри, береги, есть кому спросить».

Так в разговорах и ночь прошла, а потом неспешно потекли дни, один за другим. Ближе подступала осень, начали убирать овсы, хлеба и гречиху, зазвучали на полях протяжные бабьи песни, завизжали серпы над оселком. Прибавилось хлопот и в Гнездовье, мужчины на охоте пропадали, а девки, ежели не в поле, так бродили окрест по лесам, запасали на зиму грибы, много такого добра засолили в дубовых кадушках: груздочки и опята завсегда были у местных князей в чести.

Сбились в стаи, потянулись в теплые края перелетные птицы, стонало небо от их криков прощальных. Как Михей сказывал, на кормных озерах южного леса им вольготнее зимовать - там снегов и не бывало, охотники тоже не беспокоили.

Настала пора в местных деревнях копать репу. Вдоволь наелась Леда рассыпчатой желтой каши, знатно настоявшейся в печи. Как тут не вспомнишь сказку про одного рачительного дедушку и все его семейство, что сообща вытянули из землицы сей достойнейший овощ. Еще припомнила Леда сказки и про медведя, да только обижалась Радуня за лохматого друга, мол, неладно с ним мужик поступил, обманул дважды, запутал своими вершками-корешками:

– Вот же скаредный какой! Уделил бы Мишке-глупышу часть урожая. Глядишь, на другой год опять бы пришел помошник. Не по мне эта басенка, шибко я на того дядьку жадного сержусь!

Так в трудах и заботах миновал месяц Хмурень, что Леда про себя кликала золотым сентябрем. Далее Листопадень настал, а еще октябрь здесь Грязенем называли. Умылись пустые поля холодными дождями, тихо засыпала земля на долгую пору, готовилась отдыхать от летних родин. Сил набраться следовало для новых весенних хлопот.

Леда с Годаром виделись почти каждый день, однако же, не сговариваясь, старались честной вид блюсти, прилюдно даже за руку не держались. Надобно выждать срок… Редко теперь оставались наедине, Арлета за тем зорко следила. Все правила свои чудные блюла да мудреные порядки, уж не сама ли половину выдумала.