Невеста Перуна

8. Неудавшееся сватовство

В этом году весну люди ждали особо: кто с надеждой и радостью, а кто со страхом и безысходностью. В конце зимы в Ладогу стало прибывать ополчение, обещанное князю Рюрику окрестными сёлами. Однако время шло, а дни не становились теплее, солнышко по-прежнему было неласково, а холодные ветра столь же злодейски пробирали тело до самых костей. Давно уже должна была звенеть капель, набухать почки на деревьях, таять снега, но весну будто что-то задержало в пути. Уже дважды ладожане палили масленые костры, сжигали чучело Морены, зазывали Лелю-весну, но зима по-прежнему оставалась в своих правах. Старики лишь разводили руками и качали седыми головами, предчувствуя большой неурожай и голод. Кое-кто призадумался, вспоминая злосчастную прогулку воеводы и его возлюбленной в лес – всякий ведь знает, что первые дни после возжигания нового огня оказывают воздействие на весь год. Вспоминали, но пока держали язык за зубами, справедливо полагая, что раз оба возвернулись живыми, значит, и беда стороной минует. Да и гнева княжеского опасались. Многие с надеждой поглядывали на князя, а некоторые – и на невесту перунову, но и тот, и другая молчали.

С каждым днём Олег становился всё мрачнее и мрачнее. Доброгнева обещала принять его сватов по весне и пока от слов своих не отказывалась. Но, по совести говоря, разве можно сказать, что наступила весна, когда снег валит почище, чем зимой, когда вьюга воет ночи напролёт, когда мороз временами трещит такой, что дыхание перехватывает. Боярышня же, поначалу затосковавшая было, всерьёз решила, что боги хранят её от жуткого непотребства – выйти замуж без благословения старшего в роду.

Наконец однажды воевода решился. «Что ж, двум смертям не бывать, а одной не миновать. Чем так вот мучиться ожиданием неизвестно чего, так пусть уж лучше сразу отринет. А что до обещания ждать до весны, так она давно уже должна была вступить в свои права». С этими мыслями он направился на княжий двор.

Найти Доброгневу было несложно. В это время она обычно с другими гриднями обучала отроков, либо возилась с детскими – детьми воинов, состоящих на службе у князя. Так и есть – ещё издали Олег приметил у княжьего крыльца толпу ребятишек, плотным кольцом обступивших высокую девушку в мужской одёже. Однако стоило урманину приблизиться к ним, как ребятня, будто почувствовав что-то, точно растворилась, оставив свою благодетельницу один на один с её возлюбленным.

-Всё с чужими детьми возишься? – без лишних предисловий проворчал воевода. – Своих уж иметь пора.

-Ты это о чём? – настороженно спросила боярышня.

-Сама знаешь. Гневушка, не мучь ты меня, скажи, когда сватов слать?

-Опомнись, воевода! Ты ведь обещал весны подождать. Оглянись вокруг, где она – весна?

-По времени весна уже давно идёт, и тебе это ведомо не хуже моего. Кто ж виноват, что она задержалась где-то в пути?

-Подожди ещё немного, Олег, - с мольбой в голосе проговорила Доброгнева. – Быть может, это боги дают нам знак, что нет нужды торопиться. Вдруг Рюрик и Вадим ещё помирятся…

-Да не помирятся они, - выходя из себя, прокричал воевода. – Как ты представляешь себе мир после такой ссоры? Всю жизнь ждать удара в спину друг от друга? Говорят, что худой мир лучше доброй ссоры, но этот мир всегда будет грозить войной. Ни Рюрик, ни Вадим не пойдут на это. Что же касается знака… Ладно мы с тобой, но другие люди здесь причём? Или ты думаешь, что ради нас двоих боги весь мир готовы наизнанку вывернуть?

На миг Доброгнева прикрыла глаза и, собравшись с духом, произнесла:

-Хорошо, воевода, будь по-твоему. Шли сватов на княжий двор. Только пусть сваты приходят после полудня – я хочу прежде с предками поговорить.

Олег замер. Как же так, ведь только что она, отговариваясь то немирьем князя с её братом, то какими-то божьими знамениями почти отказала ему, а тут… Что-то в действиях девушки настораживало, но, против всякого обыкновения, урманин заглушил внутренний голос и возликовал. Подхватив любимую на руки, он закружился с ней по двору, хохоча во всё горло.

-Гневушка, ладушка моя, ненаглядная моя, я ведь всю жизнь на руках тебя носить буду, ни ветру не позволю на тебя дохнуть, ни солнышку обжечь. Жемчугом и самоцветами осыплю, в ткани узорные одену, в лучшие черевьи ножки обую…

-Что, так и будешь всю жизнь взаперти держать? – с притворным ужасом спросила Доброгнева.

Воевода хотел было что-то ответить, но тут взгляды их встретились, и все слова в смущении куда-то убежали. К чему они, если сердца и так говорят друг с другом? Руки девушки ласково обвили крепкую мужскую шею, а губы их встретились в нежном, сладострастном поцелуе.

Поднявшись в свою светлицу, Доброгнева опустилась на лавку и закрыла лицо руками. Поддавшись порыву, она позволила Олегу прислать сватов, но теперь в сердце её вновь закралось старое сомнение. Вспоминались слова князя: «Я же в ответе за тебя перед всеми, даже перед твоим братом». Не зря же он брата помянул, быть может, и сам помириться с Вадимом хочет, да только вот как – не знает? Может, помочь им надобно? Боярышне отчего-то казалось, что ей просто нужно поговорить с братом, и всё встанет на свои места. Решение созрело быстро: нужно в последний раз попытаться всё наладить, нужно увидеться с Вадимом, поговорить с ним. Что же до Олега… Доброгнева была уверена, он обязательно поймёт и простит её, но сейчас она не могла довериться ему. Страшась за неё, воевода обязательно постарается воспрепятствовать задуманному девушкой походу в Новгород, а ей того очень не хотелось.

Дождавшись темноты, боярышня оделась, захватила свои короткие и широкие лыжи и тайно выскользнула из дома. Ворота уже, конечно, были закрыты, но ей это не помешало. Ещё давно, в детстве, по недомыслию Доброгнева, движимая любопытством, отправилась в лес в тот день, когда, ежели верить старикам, лешие перед зимней спячкой буйствуют. Вот и заблудилась в лесу, где каждый куст, каждое дерево с младенчества знакомы были. Долго водил её леший, покуда, крепко умывшись слезами, не заснула девчушка прямо под высокой елью. Здесь её посреди ночь и нашёл гридень по имени Дубыня. А поскольку городские ворота давно уже были закрыты, то провёл он девочку в город потайным лазом, строго-настрого наказав никому про то не сказывать. Все эти годы Доброгнева свято хранила тайну, и вот теперь она ей пригодилась. Стараясь никому не попасться на глаза, девушка прокралась к городской стене и нащупала лишь ей ведомую дверцу.