Невидимый. Любимый. Мой.

Часть 3. Глава 8

День не задался с утра. Испортилась погода, поднялся ветер, срывался дождь. Иногда и ливни не помеха хорошему настроению, но после ночного кошмара я никак не могла найти точку опоры. Тревожно и неуютно – так себя чувствовала.

Даже работа не смогла отвлечь от тяжёлых мыслей. А под конец я окончательно пришла в уныние. Привезли мальчишку с раздробленной ногой: его привалило строительной плитой и, глядя на кровавое месиво от колена и ниже, я поняла, что мне это не под силу. Ногу мальчишке спасти не удалось. Я всплакнула в одиночестве, мучаясь чувством вины и бессилия.

Майкл, увидев моё лицо, мрачно поинтересовался:

– И скольким уродам надо набить морды?

Я опустила плечи.

– Морду надо бить мне. Я не смогла помочь ребёнку.

Майкл сурово сжал губы:

– Ты не виновата. Нельзя винить себя во всём, что происходит.

– Я знаю, – устало откинулась на спинку сиденья. – Это как раз то чувство, когда понимаешь: по-другому не получается, а всё равно хочешь найти выход.

– Стив шимпанзе приволок, – сменил тему старший брат. – Дедушка в шоке.

Я встрепенулась. Майкл заговорил по-русски.

– Кажется, я тебя сейчас расцелую! – родная речь вспыхнула райской птицей. Сердце забилось, как сумасшедшее, от радости.

Уголки губ Майкла чуть дрогнули, глаза смягчились. Он небрежным жестом показал пальцем на свою щеку. Я порывисто чмокнула его в указанное место.

– Ты специально это сделал! Знал, что я обрадуюсь!

Он кивнул, улыбаясь.

– Медленнее, Марина, медленнее. Мы все понимаем по-русски. Знание языка – непременное условие нашего воспитания и образования, – Майкл говорил, тщательно подбирая слова. – Мы не очень преуспели. Я и Стив – сносно, Майлз, Джоан и Линда – хуже. Особенно Линда: ей тяжело даются языки.

Майкл непривычно много говорил. Я понимала: пытается отвлечь меня от тяжёлых мыслей, и за это я его любила до слёз. Надёжная скала, за которой можно спрятаться и ничего не бояться.

– Хорошо разговариваешь. Говори, говори ещё!

– Считать меня тупым было легче? – глаза мужчины насмешливо сверкнули, а лицо осветила такая улыбка, что хотелось смотреть на незнакомого Майкла бесконечно.

Он преобразился, как Щелкунчик, выбравшийся из безобразной деревянной скорлупы. Линии скул и подбородка смягчились. Красиво очерченные губы приоткрыли ряд крепких зубов.

– Зачем ты это делаешь? – выдохнула через несколько минут. – Если думаешь, что я считаю тебе тупым и недалёким увальнем, то ошибаешься. Я ведь доверилась тебе ещё тогда, в клинике, когда мы боролись за жизнь Линды.

– Ты боролась, – уточнил Майкл, но меня не так-то просто сбить с мысли.

– Нет, мы. Если бы ты не помог, ничего не получилось бы. Был момент, когда я подумала, что Линда погибнет.

– Я понял, когда ты начала молиться.

Я не стала переубеждать Майкла.

– Человеку всегда нужна поддержка. Сам по себе ты мало что значишь. Когда в тебя верят, находишь силы и способен на подвиги.

– Мы все верим в тебя, Марина. Можешь не сомневаться.

– Я и не сомневаюсь. Важно, чтобы вы тоже верили в себя.

Я посмотрела ему в глаза. Он понял – я видела. Кивнул в ответ и больше не разговаривал. Его немногословие уже не обманывало. Я знала: его твёрдое плечо всегда поддержит, будет рядом. Осторожное, но чуткое сердце Майкла приняло меня, и я могла рассчитывать на понимание и дружбу.

* * *

Стив сидел на ступеньках дома с задумчиво-отрешённым видом. Тонкие пальцы рассеянно почёсывали спинку обезьяны, что сидела, доверчиво прижавшись к его груди и обвивая лапами шею. Эта картина единения тронула меня до слёз.

– Ты будешь прекрасен с ребёнком на руках, – мягко заметила я, пытаясь обратить на себя внимание. Стив не вынырнул из своей отрешённости.

– Угу. Если найдётся такая чокнутая, что выйдет замуж за гея. Может, рискнёшь, Марина? – взгляд его прояснился и стал заинтересованным. – А что, давай попробуем? У нас будут такие чудные дети – красивые брюнетики, купидончики с пухлыми щёчками, ручками и ножками. От них будет пахнуть тёплым молоком и присыпкой, – глаза Стива подёрнулись мечтательностью. А затем, словно очнувшись, он удивлённо посмотрел на меня:

– Я, кажется, заговорил о детях? Ты достала меня, Мария. Я ненавижу орущих сопляков, которые то и дело пачкаются и требуют к себе внимания.

Я присела на крыльцо рядом со Стивом и ласково потрепала его по густым длинным волосам. Стив замер, закрыл глаза и потёрся, как кот, о мою ладонь. Затем, словно устыдившись, уткнулся носом в голову шимпанзе.

– Ты обожаешь детей, – тихо сказала я. – Только тщательно скрываешь чувства. Без неизменного панциря из плоских шуток чувствуешь себя беззащитным. И это пугает тебя.